Иар Эльтеррус - Зеленый Меч. Не ограненный кристалл изумруда

2005 год от Рождества Христова

Антон сидел на крыше полуразрушенного здания. Если говорить по правде, это самое здание никогда не было достроенным, для того, чтобы быть разрушенным. Но как уж повелось в народе – и эту башню называли разрушенной. Видимо, для придания романтики.

И этот самый романтизм притягивал к ней толпы молодых людей. Металлисты, громыхая железом, пили пиво и слушали столь любимый рок, готы устраивали собрания, сопровождаемые неизменной готикой, панки панковали, ну и, конечно, были индастриал-альпинисты, частенько приводившие новичков для покорения их первой вершины.

Причем каждой из групп принадлежал какой-то свой день недели, и верхом неприличия считалось прийти в чужой. А для вразумления нарушителя не стеснялись немного колотить.

Антон относился сразу к двум группам – рокерам и альпинистам. А это означало, что в субботу и воскресенье он мог свободно приходить на башню. И редкую неделю он здесь не появлялся, обычно всегда находил хотя бы пару часов, чтобы прийти.

И было неважно, будет с ним кто-то еще или нет.

Сегодня ему очень хотелось, чтобы никого не было. Погода прислушалась к желанию молодого человека – и серая промозглая сырость, вкупе с холодным ветром, загнала всех под теплые крыши домов.

Или, вернее, почти всех.

«А падать здесь быстро… – пронеслась короткая мысль. – Пятнадцать метров, а внизу – горы битого кирпича. Это правда будет быстро».

Подобные мысли приходили в голову далеко не в первый раз, да не только ему. Башня, ко всему прочему, обладала притягательным свойством для самоубийц разного рода, вида и класса. С нее бросались, на крыше резали вены, глотали таблетки… разве что не стрелялись.

Мысли плавно переехали с собственной смерти на самоубийство вообще. Антон вспоминал все случаи, которые произошли здесь за последний год, и постепенно все понятнее становилась тревога родителей, когда он бросал: «Я на башню». Они действительно боялись, что однажды он не вернется оттуда.

Больше они не боятся… Ничего не боятся…

Полгода назад Антон отказался ехать с ними на рынок ясным весенним днем. На башне собирались альпинисты, были новички – и он убежал к друзьям.

Через два часа, когда они сидели на крыше, отмечая посвящение, неожиданно зазвонил телефон. Мама?!

Антон не столько разозлился, сколько удивился. У них с родителями был договор – когда он на башне – ему не звонят. И вдруг…

Но голос в трубке был не мамин…

– Ирина Алексеевна и Валерий Андреевич ваши родители? – спросил незнакомый женский голос и, дождавшись короткого «угу», продолжил: – приезжайте в первую городскую, они попали в аварию, – голос чуть смягчился, из официального став более человечным. – Парень, давай поторопись. Как врач тебе говорю.

С башни Антона снесло вихрем. Пара слов, брошенная им на бегу, заставила слететь вслед и одного из альпинистов, у которого была машина.

– Антон! Куда ты понесся, давай сюда! – окликнул он друга, ринувшегося было к автостраде.

Старенькая «Ока» никогда не неслась с такой скоростью – этого просто не предусматривала ее конструкция. Маленькая юркая машинка ныряла во все возможные дыры, которые только удавалось найти. Сейчас ни Антон, ни его друг совершенно не думали о том, что могут легко повторить печальную судьбу его родителей, они хотели только одного – успеть. Интонации в голосе врача дали юноше понять, что шансов не просто мало, а очень мало…

Закон подлости вечен и нерушим. Поэтому за пару кварталов до больницы на машину обратили внимание явно скучавшие гаишники.

– Черт, – выругался Дима, заметив полосатую палочку и выруливая на обочину. – Тош, это походу надолго, я ж все что можно нарушил.

– Спасибо, Дим. Ты меня просто спас. Пешком когда бы еще добрался.

– Да брось ты, – отмахнулся друг.

Милиционеры подозрительно покосились на пассажира, который направился было к тротуару.

– А ну стоять. Ты куда собрался?

– Мужики, родители в больнице умирают, – Антон приостановился, посмотрев на гаишников. – Недалеко она, я там буду.

– Ну ладно, иди, – разрешил лейтенант, бросая хищный взгляд в сторону водителя, заставляя того поежиться.

Дмитрий обреченно вздохнул и достал папку с документами. Объяснение обещало быть долгим…

Ворвавшегося в приемный покой Антона легко было принять за безумца. Едва сумев успокоить дыхание, он тут же подошел к медсестре и назвал имена родителей.

– Вы Антон, да? – участливо спросила медсестра.

Юноша только кивнул.

– Идемте. Ир, замени меня на пять минут, – бросила она на ходу молоденькой девушке-практикантке и повела его по запутанным коридорам первой городской. – Вячеслав Анатольевич сказал тебя пропустить. Если честно, я не понимаю, почему, доступ в реанимацию запрещен…

Медсестра подала ему халат и бахилы. Кое-как натянув их, Антон с замиранием сердца вошел в реанимацию. Ряд кроватей, затянутых белой простыней, куча попискивающих и перемигивающихся приборов – все это навевало страх.

Откуда-то вынырнул доктор.

– Антон? Идем сюда.

Они шли вдоль ряда к двум крайним кроватям.

– Мама… Папа… – только чуть слышно прошептал он, узнав под простыней обезображенные родные лица. По его щеке скатилась слеза.

Он взял ладони родителей в свои руки, закусил губу, когда они неожиданно сжали его ладони.

– Простите… Простите меня.

Через пять минут к нему подошел врач, положив руку на плечо.

– Держись, парень. Сейчас мы повезем их на операцию. Держись и надейся, что они справятся.

– Дядя Слава…

– Я знаю, Антон. Сделаю все, что только в моих силах. А сейчас тебе надо идти, ты не можешь остаться в реанимации.

– Почему?.. Почему они? Почему не я?

– Антон, Антон… Родителям всегда легче принять удар на себя, чем подставить своего ребенка. Твоя мать, пока не потеряла сознание, шептала: «Хорошо, что Тоша не поехал…» Держись.

Юноша кивнул и вышел из реанимации. Механически он брел по коридорам больницы, не обращая внимания на дорогу. Добравшись до приемного покоя, он столкнулся с взволнованным взглядом Димы.

– Ну? Что?

– Операция… Ты как, отмазался?

– Ага. Отпустили.

– И денег не взяли? – в глазах Антона, до того безжизненных, блеснуло удивление.

Дима несколько секунд помолчал, решая, говорить или нет. Гаишники все-таки содрали три тысячи, но…

– Как ни странно, не взяли, – соврал он. – Решили простить на первый раз.

– Первый?! – лихачество Дмитрия служило темой для бесконечного количества шуток.

– Ну, они же меня еще не ловили. Значит, первый. Тебя домой отвезти?

– Я думал здесь остаться.

– Не надо, – заметила медсестра. – Утром приедешь. Все равно тебя к ним больше не пустят.