Денис Чекалов - Сумеречный судья

— Мэделайн!

Я снимаю солнцезащитные очки и прячу их в верхний карман пиджака.

— Мэделайн!

Франсуаз оставляет входную дверь открытой, и яркая полоска света ложится на паркет полутемного холла. Через коридор из помещений для прислуги спешит горничная-элементаль.

— А, доброе утро, ченселлор Майкл, — улыбается она, узнав нас. — Мадемуазель Дюпон. Госпожа Ти'Айлинэль у себя и просила не беспокоить. Сказала, что ляжет спать.

Я, поворачиваясь, киваю головой.

— Вот видишь, Френки. Мы зря приехали.

Девушка кладет ладони на крепкие бедра, поднимает голову туда, где деревянная лестница скрывается во втором этаже.

— Мы придем позже, — резко бросает Франсуаз.

Я делаю шаг вперед.

— Госпожа Ти'Айлинэль сказала, что пойдет спать? — спрашиваю я. — Давно?

— Да уже полчаса назад, ченселлор Майкл. Она быстро устает в последнее время, бедняжка.

Я смотрю на Франсуаз.

— Тогда почему в ванной льется вода? — спрашиваю я.

Я бросаюсь вперед, взбегаю по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Франсуаз громко сопит рядом, стуча каблуками.

— Мэделайн!

Дверь в их с Филом комнату открыта, я забегаю, с трудом сохраняя равновесие. Теперь звук льющейся воды слышен еще отчетливее.

— Мэделайн!

Дверь в ванную закрыта, я отхожу и выбиваю ее ногой.

Мэделайн Ти'Айлинэль лежит в ванне, и тонкие струйки воды уже начали переливаться через белые края. Вода вокруг нее розовая, и я знаю, что это не расслабляющий экстракт.

Франсуаз замирает позади меня, ее грудь высоко вздымается.

Глаза Мэделайн закрыты, губы улыбаются — печально и с какой-то легкостью.

— Тебе очень повезло, Мэделайн.

Франсуаз опустилась на белый край кровати.

— Врач сказал, ребенок не успел пострадать.

Под глазами Мэделайн Ти'Айлинэль пролегли темные круги, черты заострились. Она покачала головой — быстро и нервно.

— Я должна была умереть, Френки, — произнесла она. — Пожалуйста, ничего не говорите Филу. Он расстроится.

— Конечно, расстроится, черт возьми, — резко проговорил я. — Фил только и думает, что о тебе да о ребенке — ты хоть понимаешь, что могла потерять малыша?

— Майкл, — мягко сказала Франсуаз.

Мэделайн Ти'Айлинэль поднялась на постели, сжимая пальцами край одеяла. На ее запястьях белели плотные повязки.

— Майкл, — пробормотала она. — О, Майкл.

Я подошел к ней и, опустившись на колени, обнял за плечи.

— Ты не понимаешь, Майкл, — голос Мэделайн дрожал, она плакала. — Я сделала это ради Фила. Фил не должен страдать из-за меня.

— Успокойся, — ласково произнес я, проводя ладонью по ее бледным щекам. — Сейчас ты отдохнешь, и все снова будет хорошо.

— Фил не должен знать, — она отстранилась и посмотрела на меня. — Это не его ребенок, Майкл. Это сын Родерика.

Она снова заплакала.

Теперь все становилось понятно.

Я смотрел на то, как слезы льются по ее лицу, потом привлек к себе.

— Тише, тише.

Я вновь обнял Мэделайн, ободряюще проводя ладонью по дрожащей спине. Через плечо бросил взгляд на Франсуаз. Девушка приподняла брови.

— Не думай об этом, — ласково проговорил я. — Главное, что ты жива и здорова. И ребенок тоже. Скоро вы оба поправитесь, и все, все будет хорошо.

Франсуаз подошла к ней.

— Все позади, — сказала девушка. — Худшее позади.

Уолдо Каннинг лежал на прогретом солнцем асфальте, рядом с деревянной скамейкой. Его тело скорчилось на земле, рот с провалившимися губами бессильно хватал воздух.

Он хрипел.

— Родерик Калленти делает сына чужой жене, — я размахнулся и с силой пнул стену дома. — Да мне проще поверить, что он трахает божьих коровок.

— Майкл, — строго сказала Франсуаз.

Мы стояли на мягкой подстриженной лужайке перед двухэтажным коттеджем, в котором жили Мэд и Филлип — жили, как многим казалось, счастливо.

— Не могу передать, как мне противны эти тихони, — я поднял голову к широким окнам второго этажа, туда, где Мэделайн Ти'Айлинэль забылась нервным нездоровым сном.

Франсуаз стояла, сложив руки на высокой груди, и задумчиво смотрела сквозь светло-розовые стены дома.

— Сперва он ходит, сопливится всем в жилетку и делает вид, какой несчастный. А сам потихоньку прыгает по чужим постелям.

Френки не слушала.

Ее высокая грудь медленно поднималась и опускалась в такт ровному размеренному дыханию.

Я размахнулся, чтобы снова пнуть стену, но потом решил не сбивать ботинки.

— Я еще жалел этого человека.

Я остановился и посмотрел на Франсуаз, осененный новой идеей.

— Френки, он же с тебя тоже глаз не сводил.

— Не будь смешным, — резко оборвала она. — И вообще помолчи. Ты мешаешь мне думать.

— Конечно, мешаю, — ответил я, поворачиваясь и застегивая пиджак. — Потому что говорю правду. Меня достали эти вежливые мимозы, Френки. Лучше бы Мэд на самом деле умерла. Это избавило бы всех от больших неприятностей.

Мэделайн Ти'Айлинэль лежит на кровати, повернувшись к окну. Ее и без того бледное лицо выглядит теперь мертвенно-белым, глаза глубоко запали.

Она ждет, пока эти люди уйдут.

И тогда она убьет себя.

Уолдо Каннинг поднимается на колени, пальцы ложатся на нагретую поверхность скамейки.

Сделай это.

Ты знаешь, что должна.

Ты сама отдала мне их, и теперь не сможешь вернуть обратно. Тот, кто отдал, уже не получает назад.

Так умри.

Умри, как и все другие до тебя.

Тело старика вздрагивает, губы раздвигаются, открывая черноту рта.

Я подошел к машине и распахнул дверцу.

— Не собираюсь вмешиваться в историю о двух мужьях и их общем ребенке. Лучше займемся историей о растрате в Ложе Архимагов.

— Пошли, Майкл, — коротко сказала Франсуаз и решительно направилась к дому.

— О, нет, — сказал я.

Девушка распахнула дверь и остановилась в дверях.

— О, нет, — повторил я. — Пойдем отсюда, Френки. Муж переспал с чужой женой, и теперь они не могут поделить ребенка. История старая, как сифилис. Пошли.

— Дай мне руку, — потребовала она. — И замолчи.

Я снова решительно замотал головой.

— Не пойдешь сама — я подхвачу тебя и унесу отсюда, Френки. Оставь в покое бедную женщину. Мэд уже поиграла в самоубийство, теперь на очереди раскаяние. Все это ерунда. Дай ей пострадать, раз она так хочет.

Мэделайн Ти'Айлинэль встает с кровати, босые ноги ступают по холодному полу. Дверь ванной висит, выбитая на петлях. Женщина подходит к шкафчику и смотрит на свое отражение в зеркале. Пальцы с прозрачной кожей быстро перебирают пузырьки. Одна за другой пластиковые баночки падают в раковину, пока она не находит нужной.

Сердце Уолдо Каннинга начинает биться.

Маленькие желтые таблетки сыплются ей на ладонь. Она хватает их, глотает горстью, давится. Широко открывает кран, чтобы наполнить чашку.