Марк Даниэль Лахлан - Фенрир. Рожденный волком

Что же делать? Никаких новых планов в голову не приходило, поэтому придется довольствоваться прежним. По крайней мере, если он отыщет девушку, то сможет извлечь из этого выгоду.

Пробираясь между деревьями, он поймал себя на том, что сме­ется. Разве он взялся за это дело не ради выгоды, которую оно обе­щает? И разве он не обвел смерть вокруг пальца, хотя бы на этот раз? Он пробормотал благодарность Перуну, богу-громовержцу славян, и ускорил шаг.

Где-то позади него, далеко, но все-таки недостаточно далеко, прозвучал очередной жуткий вопль. Раньше, решил Леший, навер­няка кричала женщина. На этот раз голос был мужской.

Он добрался до кромки леса на холме и поглядел вниз на Сену — ленту, отливающую в лунном свете металлическим блеском. До ре­ки спускаться долго, и все это время ему негде будет укрыться. Но все-таки, если удастся пробежать две сотни шагов, его уже не заме­тят ни пьяные даны, ни мстительные франки, затаившиеся в тем­ноте. Что ж, только на это вся надежда. Он поглядел на луну, пер­вый раз в жизни жалея, что на небе нет туч.

А потом он увидел их далеко внизу. Две фигурки несли копья или палки, за ними шел еще один человечек, а замыкал процессию кривоногий мул с большим тюком. Леший узнал животное по по­ходке. Это его мул, и все шансы на то, что и девушка рядом.

Справа послышался топот. Зигфрид снова был в седле и уже выбирался из чащи, лошадь встряхивалась, пытаясь избавиться от лесного мусора, застрявшего в шкуре. Леший распластался на земле, когда король взлетел на гребень холма, выскочив из леса. Выше по склону появился еще один всадник, но тут же замер, яв­но наблюдая за Зигфридом так, чтобы король его не заметил. Зиг­фрид гикнул и галопом поскакал вниз с холма. Леший вскочил, скрытый от второго всадника стволом дерева. Кто же это такой? Леший увидел, что люди с мулом развернулись и смотрят на Зиг­фрида. Две фигуры покрупнее взяли свои копья наперевес и оста­новились, поджидая короля, а третья фигурка вместе с мулом ускорила шаг.

И тут он снова услышал крик. На этот раз где-то близко.

Элис слышала за спиной грохот оружия, однако не осмелилась обернуться и посмотреть, как монахи сражаются с Зигфридом. Она знала, что они не продержатся долго. Король викингов был слеплен из того же теста, что и ее брат Эд — человек, с младенчества обу­ченный воевать. Она знала, что монахи — всего лишь вооружен­ные писцы, которые лучше владеют пером, чем копьем, они никак не смогут победить короля.

Девушка ускорила шаг, спускаясь с холма. Перед ней раскину­лись луга со съеденной овечьими отарами травой, и спрятаться бы­ло негде. Она возлагала надежды только на крестьянские домики внизу. Звуки битвы затихли, но она спешила дальше, ведя за собой мула. «Исповедник, — подумала она, — наверное, уже умер». Он не шевелился и не издал ни звука с тех пор, как его привязали к мулу, и хотя она постоянно поглядывала на него, было невозможно по­нять, дышит он или нет.

Все ниже и ниже, все ближе к кучке домов с небольшими поля­ми при них. Она слышала за спиной топот копыт, всадник нагонял ее рысью. Зигфриду не было нужды пускать коня галопом, он пре­красно видел ее, и в его распоряжении было все время на свете. Элис схватилась за нож, который забрала у монаха. Она твердо ре­шила, что не сдастся Зигфриду без боя, однако рука у нее дрожала. Король только что расправился с двумя молодыми мужчинами, во­оруженными копьями. Насколько велики шансы у нее? «Близки к нулю, но все-таки не нуль», — подумала она.

Топот копыт приближался, однако она не оборачивалась, ведя мула по залитому лунным светом лугу.

Зигфрид прокричал что-то на своем языке, и слова прозвучали грубо. Элис догадалась, что король потерял в бою своих воинов. Ее брата расстроило бы прежде всего это.

— Остановись! — раскатисто прокричал король на латыни. — Остановись или умрешь!

Она шла дальше, прижимая к боку нож. Топот копыт зазвучал прямо за спиной, и лошадь нагнала ее. Всадник заставил коня при­жаться к Элис боком.

— Святой мертв, — сказал Зигфрид. — Остановись, и тогда я уго­ворю своих воинов отпустить кого-нибудь из ваших монахов. Стой!

Он наклонился над ней и плашмя ударил мечом по ее пальцам, заставив Элис выпустить поводья мула.

— Я сказал, стоять!

Первый раз она обернулась и посмотрела ему прямо в лицо.

— Я дочь Роберта Сильного, истребителя норманнов и защит­ника веры, — сказала она. — Мой отец был вторым Маккавеем для орд язычников. Если хочешь, чтобы я остановилась, тогда остано­ви меня.

— Можешь вернуться сама, или же я оглушу тебя и повезу на му­ле вместе со святым. Выбор за тобой.

Казалось, тело Зигфрида слишком мало, чтобы вместить в себя его могучий дух. И было в нем что-то еще. От него как будто веяло силой, которая подавляла других, пугала и вдавливала в землю. Элис решила: перед ней человек, который заботится только о себе, его волнует лишь собственная слава, он необуздан, он готов риско­вать и делать что угодно, только бы загнать окружающий мир в те рамки, в каких он хочет его видеть. Элис привыкла к подобным мужчинам, она нисколько не робела перед ними.

Она подняла нож.

— Я выбираю второе. Похоже, тебе придется немного потру­диться, чтобы подчинить меня.

Зигфрид засопел и плашмя ударил ее мечом по руке с ножом. Оружие полетело на землю.

— Я сегодня потерял много людей, и мне не до шуток, — заявил он. — Кажется, я предлагал тебе выбор. Ты ведь девственница, моя госпожа?

Элис в ответ лишь плюнула в него.

— Что ж, в таком случае я просто повалю тебя на землю и объ­ясню, чего ты лишена. Если ради такого дела придется сломать те­бе челюсть, тем лучше для меня. Потому что тогда ты точно успо­коишься.

Король начал подниматься в седле. Элис охватила непередавае­мая ярость. Она видела, как горит город ее брата, как ее друзья и подданные страдают от норманнской осады, видела, как связы­вали и пытали исповедника, как конунг норманнов Хастейн обма­ном заставил отца снять доспехи, после чего его жестоко изруби­ли. Она женщина, поэтому ей до сих пор не удавалось поднять оружие против врагов своего народа. Она ненавидела северян, од­нако у этой ненависти никогда не было выхода. И вот теперь она смогла выразить ее.

Ей снова явился образ, ясный, сияющий, который фыркал и по­тел, обозначая идею лошади. Она увидела его перед своим мыс­ленным взором, а затем перенесла на тело коня Зигфрида. Король стоял одной ногой в стремени, собираясь спешиться. Он уже спу­скался на землю, и как раз в этот миг Элис представила, как сим­волический конь пускается в галоп. Она видела перед собой по­росшие травой равнины, чувствовала, как в груди колотится огромное, мощное сердце, и ощущение неукротимой силы охва­тывало ее все больше по мере того, как образ лошади проступал в мозгу все отчетливее. Нечто среднее между словом и чувством рванулось от нее к коню Зигфрида.