Виталий Сертаков - Охота на Уршада

В медном корыте, накрытом крышкой, плакал практически здоровый голенький мальчик. На вид маленькому циклопу было годика полтора, он до изнеможения сосал собственный палец, не в силах дотянуться до матери. Наверное, почуяв в себе заразу, мать постаралась спасти сына.

— Добей его, — походя, как о собаке, сказала волчица. Она уже потеряла к ребенку интерес. — Я пойду к пристани… догонишь меня… живых тут больше нет… кажется, сбежали… подожги тут все…

Кто сбежал, Юля не разобрала. Речь ведьмы возникала и проваливалась в голове, точно сбивалась настройка радиоприемника. Но девушка и сама ощущала — живых в фактории больше не было. Тот мужчина в клетке, львы, ослик и ребенок…

Были другие, трое взрослых. Они ушли. Совсем недавно. Их еще предстояло догнать. Красная волчица что-то смутно объяснила про разные способы, которыми сахарные головы распыляются… или разползаются? Нет, скорее всего, речь шла о размножении, но словарный запас двух женщин часто не совпадал. Мужчина наверху расплылся, как сахарная голова на жаре, женщина тоже погибла, но ребенок…

Юлька застыла на полпути с занесенным для удара ножом.

Она никого не боялась в данный момент. Даже львов, охранявших факторию. Красная волчица усмирит любую зверюгу, как усмирила она свирепых драконьих личинок. Юлька никого не боялась, но ее трясло.

Ведьма бродила где-то поблизости, поджигая трупы и целые дома, если они казались ей подозрительными.

— Дом Саади меня не простит! — вслух произнесла ведьмочка. — И Толика я подведу. А в Толика все верят, он коня оперировал… Сама напросилась, вот дура-то!

Неизвестно, кому она пыталась объяснить. Ребенок затих, увлеченный сполохами огня на кинжале перевертыша. Руны всплывали из стальной глубины, роились, выстраивались в замысловатые цепочки и снова растворялись в заколдованном металле.

Ребенок был здоров. Юлька попыталась представить, как поступит старая ведьма, если его сейчас завернуть в тряпку и вынести наружу. Тут и представлять нечего, оборвала себя девушка. Прикончит его старая моментом, а саму Юльку посчитает ненормальной! И на все сто окажется права, потому что вывести из зоны заражения никого невозможно. Впрочем, Рахмани вспоминал случаи, когда счастливчики отсиживались в норах, имея запас продуктов на несколько месяцев. Только Красные волчицы и некоторые другие ведьмы могут проникать в убитые селения…

Она зажмурилась, взмахнула кинжалом, но так и не смогла ударить. Черный ребенок доверчиво глядел на нее заплаканными глазками, розовая мембрана на его третьем налобном глазе еле заметно вздрагивала.

— Ступай наверх! — За спиной Юльки словно ниоткуда возникла ведьма.

Потом они вместе поджигали дома. Шестнадцать костров оставили они после себя. В последний момент Красная волчица вспомнила про деньги циклопа, потащила Юльку на склад и заставила вскрывать сундуки, спрятанные в задних комнатах. Они взвалили на осла два перевязанных хурджуна, набитых золотом, допили остатки воды и вышли за ворота.

Вдоль аркад виадука, в застывшей красной ряби песка, виднелись три цепочки следов.

— Их трое, уршад вселился в них… ведет их в оазис Сивы… — Старая волчица еле держалась на ногах. — Девочка, если мы их не догоним… погибнет город… двенадцать тысяч…

— Я догоню их! — с внезапной решимостью заявила Юлька. — Я догоню их и прикончу!

С высоты дамбы Рахмани следил за тем, как один за другим превращаются в костры домики и склады фактории. Рядом на узелке с вещами сидел Кой-Кой и сосредоточенно наблюдал за своей правой рукой. Его дергающаяся кисть крепко сжимала рукоять несуществующего меча. Того самого клинка, который он отдал девочке Юле. Глядя на мокрое от пота изменчивое лицо Кой-Коя, Саади снова и снова проживал свое первое знакомство с перевертышем, их удивительный поход в дебри Проклятого города Сварга…

…Город нависал над ними пятнами разномастных крыш, извивами труб, роскошной пестротой цветов. Под кривой аркой они попытались прочесть высеченные в камне слова, но так ничего и не добились. Саади казалось, что вот-вот он ухватит смысл изречений, ведь значки так походили на буквы его родного языка. Он дважды прочел справа налево и наоборот, попытался переставить слова и даже отбросил крайние.

Ничего не получалось. Ворота словно насмехались над ним.

— Это и есть формула проклятия, — объяснил Кой-Кой. — Если здесь появится мудрец, способный прочесть ее, многое может сильно измениться.

— Мой Учитель считает, что лучше бы такой мудрец не рождался.

— Угу. Я всегда говорил, что Одноглазые старцы — самые умные среди тех людей, с кем я знаком. Неизвестно, что станет с миром, если заключенные здесь твари обретут свободу. Держи ухо востро, дом Саади, в городе Сварга нет правил поведения. Не позволяй никому, кроме меня, встать у тебя за спиной. А также смотри вверх и под ноги.

— Так куда же мне смотреть?

— Во все стороны сразу. Не позволяй никому завладеть твоим вниманием.

— Ты говоришь о невозможном, друг мой.

— Невозможным является только то, в чем нас убедили другие, воин. Например, я выгляжу юным, но я много старше тебя. Невозможно преодолеть границы Гиперборея без торговых ярлыков, но мы с тобой здесь. Невозможно приручить Трехбородого беса, ведь никто не умеет готовить лакомство для него… но Одноглазые старцы это сделали. Когда мне было восемнадцать, как тебе, воин, границы невозможного казались мне неприступными стенами… Войдем же.

Несмотря на все предупреждения Учителя, город потряс Рахмани. Громоподобные удары божественного кузнечного молота сюда доносились глухо. Зато воина сразу оглушила какофония воплей и дикой, непотребной музыки. Смердело так, точно он угодил в нечищенную лет двадцать скотобойню. И тут же, стоило сделать шаг в сторону, воздух благоухал чарующим ароматом цветущих каштанов, сандала, разогретого розового масла. На прилавках искрили, сияли и шевелились самые диковинные товары. Легкой музыкой наводнялись тысячелетние стены, Корона разделилась на четыре звезды, и четыре легкие тени обнимали всякий вертикальный столб. В музыке городских стен слышались жиги оркнейских островов, клезмеры иудеев и сертаки эллинов. Далекий молот бога вспахивал небесный свод, следом за ним будто хлопали в ладони тысячи невидимых танцовщиц.

— Не позволяй себя увлечь, воин…

Миновав ворота, Саади очутился на широкой площади, усыпанной опилками и соломой. По опилкам к нему тут же бодро поползли самые обычные с виду человеческие дети, скрюченные различными хворями. Если бы Кой-Кой не дернул за рукав, Саади плотной толпой окружили бы слепые, безрукие и прокаженные. Они выли и что-то выкрикивали вслед, а одна крохотная, очень красивая девочка молча пошла рядом. Саади этот ребенок напомнил его сестру в младенчестве; такие же выразительные доверчивые глаза, такие же тощие, разбитые коленки, такая же сахарная улыбка до ушей.