Джеймс Роллинс - Невинные

Он открыл свое лицо сивилле.

Должно быть, она прочла его непоколебимую решимость и с видом безмерной печали просто протянула руки.

— Тогда пусть начинается. Я не стану вмешиваться. Дети должны совершать собственные ошибки. Даже ты.

Ненавидя себя, Леопольд встал и связал ей запястья мягкими кожаными ремнями. В отличие от него, сивилла не была наделена сверхъестественной силой, чтобы сопротивляться, дать ему отпор. Источая кожей аромат лотоса, она грациозно встала на ноги. Леопольд же, взяв шнур, тянущийся от ее пут, на дрожащих от осознания собственной дерзости ногах двинулся обратно к темному проему двери.

Как только он первым переступил порог, сернистые миазмы, возносящиеся снизу, смыли деликатное дыхание лотоса. Сглотнув, Леопольд направился вниз, во тьму, к огню и хаосу места назначения.

19 декабря, 22 часа 18 минут

по центральноевропейскому времени

Стокгольм, Швеция

Он не может уйти…

Рун коснулся руки Эрин, но она почти не почувствовала этого.

— Мы должны покинуть это место, — голос его прозвучал будто откуда-то издали.

Сирены громко завывали со всех сторон.

Изумрудные бабочки упорхнули минуту назад, поднявшись по некоему беззвучному сигналу своего скрывшегося повелителя, оставив по себе лишь опустошение. От погибших почти ничего не осталось — одежда и обломки обугленных костей среди груд гнилой трухи.

Больше ничто их здесь не удерживает.

И все же Эрин продолжала льнуть к Джордану, не в силах покинуть его. Она не видела нужды уходить. Все пошло прахом. Первого Ангела забрали, Женщина Знания покинула их, переметнувшись к врагу, а Воитель Человечества лежит мертвым у ее коленей.

Джордан…

Он не укладывался в тесные рамки этого титула из пророчества.

Скрип снега под ногами заставил ее посмотреть в сторону. Миниатюрная фигурка Алексея появилась из арки лабиринта. Хоть он и монстр, Эрин обрадовалась, что он еще жив. Должно быть, его оставили охранять внешние стены ледяного дворца, и он избежал разыгравшейся здесь бойни — но не боли. Подбежав к Распутину, пал в его объятья, словно напуганный мальчик, ищущий утешения у отца. Слезы струились по его лицу, когда он окинул взором лохмотья, оставшиеся от остальных, от его темной семьи.

Христиан встал, держа тело Надии — ту малую толику, которая от него осталась, — укутанное в плащ.

— Поблизости есть собор. Мы можем найти убежище там, пока будем решать, как действовать дальше.

— Дальше? — переспросила Эрин, по-прежнему глядя на Алексея и напомнив себе, что есть и другой ребенок, подвергающийся огромному риску. Она не бросит мальчика без боя. Гнев осушил ее слезы. В исполненной горем душе вызревала стальная решимость.

— Мы должны спасти Первого Ангела.

Томми , напомнила она себе, не позволяя низводить его до бездушного титула. Это имя дали ему мать и отец, любившие его. Оно куда важнее, чем любые имена из прорицаний.

— Но трио уничтожено, и нет… — заговорил Рун, глядя сверху на Джордана.

— Мы не можем оставить Томми в руках этого монстра, — резко оборвала Эрин.

Рун и Христиан поглядели на нее с тревогой, читающейся на лицах.

Пусть себе тревожатся.

Эрин положила ладонь Джордану на плечо. Она позаботится, чтобы его похоронили в Арлингтоне, как и причитается герою, каким он был. Он спас множество жизней, в том числе и ее собственную. Чтобы отплатить за это, она спасет этого мальчика.

Завершить миссию.

Именно этого пожелал бы Джордан.

И она на меньшее не согласна.

Снежинка, упавшая на его холодное веко, растаяла, и капелька сбежала от глаза, как слеза. Эрин протянула палец, чтобы утереть ее. И тут заметила, что снег, припорошивший его щеки, начал таять и сползать с его кожи.

— Джордан! — шепнула она и, сдернув перчатку, прижала голую ладонь к его шее.

Кожа была теплой.

Сердце Эрин заколотилось о ребра. Она сдернула куртку из шкуры беспощадного волка, которой Томми так бережно укутал его тело.

Кровь лужицей собралась у Джордана на груди, в ямочке над грудиной. Эрин утерла ее ладонью, открыв его татуировку, полоску кожи над упругой мышцей. И принялась вытирать его грудь обеими руками. Поглядела на Руна, на Христиана.

Даже Распутина привлекли ее лихорадочные действия.

— Раны нет! — проронила она.

Рун опустился рядом с ней, держа ладонь над ребрами Джордана, но не коснулся их, избегая оставшихся там следов крови. Потом грудь Джордана вдруг поднялась, будто в стремлении дотянуться до ладони святого отца. Корца в шоке отпрянул.

На глазах у Эрин грудь Джордана опустилась и снова поднялась.

— Джордан? — Голос ее дрожал.

— Я слышу сердцебиение, — сообщил Христиан.

Как такое может быть?

Эрин положила ладонь ему на грудь, желая почувствовать пульс. Потом рука Джордана с другой стороны поднялась и потянулась к ее кисти, накрыв ее своей теплой ладонью.

Посмотрев на его лицо, Эрин увидела, что глаза Джордана открыты, и он смотрит на нее затуманенным взором, будто пробуждаясь от глубокого сна. Губы его разомкнулись.

— Эрин?..

Она спрятала лицо в ладонях, испытывая желание плакать и смеяться в одно и то же время.

Рун помог Джордану принять сидячее положение, одновременно нашаривая рану от выходного отверстия на спине солдата. А потом просто тряхнул головой, не найдя ничего.

— Чудо, — выдохнул он.

Джордан изумленно посмотрел на Эрин, ожидая объяснения, с чего вдруг такой переполох.

Голос ей не повиновался.

— Надо думать, прикосновение Первого Ангела, — нарушил молчание Распутин. — Кровь мальчишки.

Эрин представила, как Томми прикладывает свою окровавленную ладонь к груди Джордана.

Может ли такое быть?

Сирены добрались до площади, синие и белые сполохи замерцали за стеной. Вдали стали слышны крики.

Рун помог Стоуну подняться на ноги.

— Стоять сможете?

Джордан встал почти без усилия, дрожа и кутаясь в куртку, озадаченно глядя на свою окровавленную рубашку.

— С чего бы это я был не в состоянии стоять?

Он явно не помнил, как его застрелили.

Рун указал на выход, расположенный дальше других от сирен и огней.

— Надо идти.

Распутин кивнул, направляясь в ту сторону.

— Я знаю путь к выходу. У меня тут недалеко автомобиль.

Христиан поднял останки Надии, готовый бежать с ними.

При виде ее поверженного тела в руках молодого сангвиниста радость Эрин пошла на убыль. Но вместо того, чтобы поддаться горю, она ухватилась за полыхающий в груди гнев. Посмотрела испепеляющим взглядом на сломанных мотыльков в снегу. Питая твердую решимость лучше понять врага, обратить горе в движущее начало, наклонилась и зачерпнула ладонью нескольких сломанных мотыльков, сунув их в карман своей куртки из шкуры анафемского зверя.