Джеймс Роллинс - Невинные

Как же контрастирует это с категорическим предубеждением отца Эрин против современной медицины! Он просто-таки цепляется за суеверия мертвой хваткой мозолистых рук и совершенно несгибаем, не допуская никаких компромиссов.

Такая добровольная слепота убила ее новорожденную сестричку.

Эрин устроилась в своем кресле поудобнее и углубилась в чтение, больше не замечая турбулентных потоков, постигая употребление растений в древние времена. Но на полпути иллюстрации внезапно переменились.

Вместо цветочных лепестков и корней она вдруг узрела подробнейшее изображение человеческого сердца — анатомически безупречное, как один из средневековых набросков да Винчи. Эрин поднесла книгу поближе к глазам. Аккуратным почерком под сердцем было записано имя женщины и ее возраст.

Семнадцать лет.

Продолжив чтение, она почувствовала, как теснит сердце в груди. Графиня обратила эту семнадцатилетнюю девушку в стригоя, а затем убила и вскрыла ее труп, пытаясь разобраться, почему ее собственное сердце больше не бьется. Графиня отметила, что сердце стригоя анатомически идентично с человеческим, но ему больше не требуется сокращаться. Батори записывала свои умозаключения на основе экспериментов тем же каллиграфическим почерком. И выдвинула гипотезу, что у стригоев другой способ кровообращения.

Она назвала его волей самой крови.

Потрясенная Эрин перечитала страницу снова. Незаурядный интеллект Батори не подлежит никакому сомнению. Эти страницы предвосхитили европейские теории кровообращения как минимум лет на двадцать. В своем уединенном замке, вдали от университетов и дворов, Элисабета с помощью макабрических экспериментов исхитрилась изучить свое новое тело так, как дано было постичь мало кому во всей Европе.

Эрин перешла к следующим страницам, где методы Батори становились все ужаснее и отвратительнее. Графиня пытала и убивала невинных, чтобы удовлетворить свое ненасытное любопытство, найдя своим талантам лекаря и ученого зловещее применение. Это напомнило Эрин то, что нацистские медики-исследователи вытворяли с заключенными в концлагерях, действуя так же бессердечно и не взирая на страдания подопытных.

Эрин коснулась древней страницы. Будучи археологом, она не должна судить. Ей часто доводилось взирать злу прямо в лицо, тщательно описывая его деяния. Ее работа — извлекать факты из-под спуда истории, помещать их в более обширный контекст и вытаскивать правду на свет, какой бы чудовищной она ни казалась.

Так что, несмотря на тошноту, женщина продолжала читать.

Мало-помалу искания графини от телесного перешли к духовному. Эрин наткнулась на запись, датированную Ноября 7-го дня, года 1605-го. В ней содержалась беседа Элисабеты с Руном о том, что у стригоев нет душ.

Батори хотела знать, правда ли это. Эрин прочла, что она записала.

Искренне полагаю, что он поведал мне правду, каковой верит, однако же не думаю, что он хоть когда-нибудь пытался обратиться к какому-либо иному источнику, кроме веры, дабы постичь незамысловатую механику сказанного состояния, к коему он нас принудил.

В поисках доказательства этого утверждения Батори экспериментировала и наблюдала. Первым делом она взвешивала девушек до и после смерти, чтобы посмотреть, обладает ли душа весом. Четырем девушкам пришлось расстаться с жизнью, прежде чем она решила, что нет.

На другой странице находилось технически точное описание герметичного стеклянного гроба. Батори добилась того, чтобы он был водоупорным. Даже наполнила его дымом, чтобы убедиться, что никакие газы не могут из него вырваться. Наконец удовлетворившись результатом, Батори заперла в нем девочку и дала той задохнуться до смерти в попытке удержать душу подопытной в этом ящике.

Эрин представила, как девочка колотила кулачками в стеклянные стенки, умоляла о милосердии, но графиня не сжалилась. Она позволила девочке умереть, проводя свои наблюдения.

После графиня не открывала контейнер двадцать четыре часа, внимательно разглядывая его и при свечах, и в свете солнца. Но не нашла в стеклянном ящике ни клочка души.

Затем графиня проделала то же самое с девушкой-стригоем, смертельно ранив ее, прежде чем оставить умирать в запертом гробу. Эрин хотелось пропустить эти тошнотворные эксперименты, но ее взгляд зацепился за абзац в нижней части следующей страницы. Несмотря на ужас, она была им заинтригована.

По смерти бестии над телом сказанной вознеслась небольшая черная эманация, каковая была едва заметна при свечах. Долго на протяжении ночи наблюдала я, как таковая тень мечется в ларце, ища выхода. Но на рассвете луч солнца пал на нее, и она съежилась, обратившись в ничто, и пропала с глаз, дабы никогда уж не вернуться.

Шокированная, Эрин перечла это место несколько раз. Не заблуждалась ли Батори, не померещилось ли ей, будто там что-то есть? Если нет, что же это означает? Неужели жизнь в стригоев вдыхают некие темные силы? Знает ли об этом Рун?

Эрин прочла вывод Батори.

Я заключаю, что душа человеческая невидима, возможно, слишком светла для моих глаз, но души тварей, подобных мне, черны, аки старое серебро. Куда же сказанная устремится в попытке ускользнуть? Это я должна выведать.

Эрин изучила последнюю страницу, где Батори аккуратно зарисовала свой эксперимент. Рисунок изображал девушку с клыками, распростертую мертвой в ящике. Свет из окна падал на изножье стеклянного гроба, а черная тень маячила в дальнем конце, будто пытаясь держаться подальше от света.

Рун, явственно потрясенный, тоже уставился на эту страницу. Но что расстроило его больше — тень или убитая девушка? Он протянул руку к книге.

— Прошу прощения, можно посмотреть?

— Вы об этом знали? Что она делала? Что она открыла?

Рун избегал встречаться с ней взглядом.

— Она стремилась открыть, какого рода она существо… в какую бестию я ее обратил.

Эрин пролистала оставшиеся страницы, обнаружив, что все они чисты. Очевидно, вскоре после этого последнего эксперимента Батори схватили и бросили в темницу. Она уже хотела было передать книжку Руну, когда заметила последний рисунок на последней странице, набросанный будто бы в большой спешке.

Это напоминает некий кубок, но что он означает?

— Можно посмотреть? — снова спросил Рун.

Закрыв книжку, Эрин отдала ее священнику.

Теперь он принялся сам медленно просматривать дневник страницу за страницей. Эрин видела, как он сжимает зубы все крепче и крепче.

Винит ли он себя в действиях графини?

А разве может он не винить себя?