Сергей Шведов - Черный колдун

— Выполни свой долг, король Гарольд, и я честно выполню свой.

— А почему бы тебе не сделать первый шаг, — предложил Сивенд. — Поступай на службу, и тогда у государя появится повод восстановить попранную справедливость. Пока же ты просто лесной разбойник с немалым количеством грехов.

Предложение Гарольда не явилось для Ульфа полной неожиданностью. Владетель Рекин через своего человека намекал ему на возможность вернуться в большой мир, а не гнить заживо в Ожском бору. Для меченых Ульф был, есть и будет чужаком. Это он понял давно, еще в детстве. Нельзя сказать, что его это сильно огорчало. Он не питал симпатий ни к кому из своих случайных сожителей по лесной крепости, кроме разве что Беса. Но Бес был его племянником, так же, как, впрочем, и молодой человек, перед ним сейчас, поразительно похожий на Тора Нидрасского, каким запомнил его Ульф. Но Гарольд обладал властью, которой никогда не будет обладать Бес. В его силах было вернуть Ульфу утраченное положение в обществе. Вот только согласится ли он сделать это из одного только родственного расположения, или от Ульфа потребуют жертвы? Последнее было более чем вероятным. В конце концов, королю Гарольду не за что любить своего нового родственника, хотя бы потому, что и этот родственник не очень-то расположен к нему.

— Хорошо, — сказал Ульф, глядя прямо в глаза Гарольда, — я согласен.

Весть о поступлении Ульфа на службу к королю прозвучала для Приграничных владетелей как гром среди ясного неба. Пожалуй, только Рекин Лаудсвильский был в курсе событий, но не спешил делиться знаниями со старыми друзьями. Пусть поволнуются, им это полезно, да и проще будет потом договориться. Поскольку Лаудсвильский стоял у истоков интриги с Ульфом, он был кровно заинтересован в ее успешном завершении.

— Мальчишку следует убрать, — стоял на своем Грольф Агмундский, измеряя комнату толстыми ногами. Его оплывшее за последние годы тело вяло колыхалось в такт претендующим на решительность шагам. Бьерн Брандомский тяжело дышал в своем кресле, борясь с подступающим кашлем и прислушиваясь к нарастающей боли в груди.

— Неизвестно, как король Гарольд отнесется к смерти вновь обретенного родственника, — хрипло сказал он и бросил на Грольфа недовольный взгляд.

— Король слишком горд, чтобы признать отцом авантюриста.

— Вслух, конечно, не признает, — согласился Рекин, — но в чужую душу не заглянешь.

— Гарольд должен быть нам благодарен за тот кусок, который мы бросили к его ногам.

Брандомский засмеялся и закашлялся одновременно:

— Полно, благородный Грольф, кто будет долго помнить об уже оказанной услуге? Мы славно поработали во славу нордлэндской короны, но и себя при этом не забыли. У всех нас есть интересы в Бурге, и ссориться с королем нам сейчас не с руки.

— А что ты предлагаешь? — Ярл Грольф перестал на конец метаться по комнате и присел к столу багровый от жары и распиравшего его бешенства.

— Почему бы нам не приручить Ульфа? — негромко заметил Лаудсвильский.

— Вот ты и приручай. — Ярл побагровел еще больше, казалось, что кожа его лица вот-вот лопнет под напором прихлынувшей крови, обрызгав собеседников. Рекин даже отодвинулся на всякий случай в сторону от взбесившегося Грольфа. Нет слов, отдавать всегда тяжелее, чем брать, но к чему так себя распалять — все в этом мире преходяще.

— Ульф хорошего рода, — мягко сказал Лаудсвильский, кося глазом в сторону неуравновешенного друга, — молод, неглуп, король Гарольд уже выказал ему свое расположение, а у ярла Грольфа две дочери на выданье...

— Почему бы тогда и тебе, владетель, не вернуть Ингуальд законному хозяину вместе со своей дочерью в придачу, — фыркнул Грольф.

— Мои дочери еще малы, ярл, но я подумаю над твоим предложением.

— Почему бы Бьерну не отдать дочь Бесу вместе с Ожским замком, благо, как говорят, молодец хоть куда, десяти Ульфов стоит.

Рекин поморщился, как от зубной боли, а Брандомский побагровел от гнева.

— Я пошутил, дорогой друг, — спохватился Грольф. — Но согласитесь, что ваше предложение не лезет ни в какие ворота. Вы сохраните свои земли, и только я один окажусь в проигрыше.

— Ты получишь зятя, дорогой друг, — пошутил Рекин, едва не испортив все дело. Ярл вскочил на ноги, и только вмешательство Брандомского предотвратило ссору.

— У меня есть земли неподалеку от твоего Агмундского лайка, ярл Грольф, я уступаю их тебе взамен Хаарских.

Пораженный ярл Агмундский едва не уселся мимо кресла. Рекин тоже был потрясен не меньше: владетель Брандомский, хитроумный Бьерн, отдавал свои земли! После этого следовало ждать по меньшей мере конца света.

— Конечно, они не столь обширны, как Хаарские, но удачно расположены, не так ли, благородный Грольф?

Агмундский едва нашел в себе силы, чтобы кивнуть в знак согласия.

— Еще одно условие, благородные владетели: меченые должны исчезнуть с лица земли прежде, чем я обрету вечный попой, — Бьерн улыбнулся побелевшими губами. — Я дал клятву стереть Башню с лица земли и не хочу выглядеть в глазах Господа клятвопреступником.

Брандомский закашлялся, и Рекин подумал, что Богу, видимо, не слишком долго оставалось ждать прихода хитроумного Бьерна.

— На таких условиях я согласен, — сказал Грольф.

— Осталось договориться с Ульфом, — покачал головой Лаудсвильский. — Мальчишка упрям.

— В таком случае ему придется умереть просто Ульфом, — жестко усмехнулся Брандомский.

Лаудсвильский и Агмундский облегченно вздохнули — перед ними сидел прежний Бьерн, жесткий и неуступчивый.

— Я поговорю с Ульфом, — пообещал Лаудсвильский. — Будем надеяться, что мальчишка не окажется дураком.

Отсутствие Ульфа не слишком обеспокоило Беса. Ульф и раньше исчезал надолго. Мысли Беса были заняты другим: желание побывать еще раз в Ожском замке не покидало его с того момента, когда копыта украденного коня простучали по подъемному мосту. Ему казалось, что та ночь и особенно утро многое изменили в его отношениях с Сигрид. Бес ежедневно кружился возле Ожского замка, рискуя напороться на засаду, и ни предостережения Ары, ни насмешки Улы не могли его остановить. Несколько раз Бесу удавалось увидеть Сигрид издалека, но она была окружена целой тучей всадников. Бес от досады кусал губы, но привитая с детства осторожность мешала броситься в омут очертя голову.

Он поправил мечи и уже готов был вскочить в седло, когда его остановил повелительный взгляд матери. Бес хоть и неохотно, но подчинился. Когда Данна смотрела на него как сейчас, лучше было с ней не спорить. И Бес покорно побрел за матерью, тяжело вздыхая и всем своим видом выражая крайнюю степень неудовольствия. Иногда ему удавалось тяжелыми вздохами добиться ее сочувствия и отвертеться от неприятных обязанностей, но сегодня Данна не была расположена к жалости, а, возможно, дело было настолько серьезным, что не стоило брать в расчет мальчишеские хитрости.