Денис Чекалов - Гончие преисподней

– Я никогда не видел этого Аргедаса, – заметил я, – но теперь понимаю, отчего простая история с беретами смогла зайти так далеко. Я полагаю, нам стоит отложить визит к Саути и ее суфражисткам. Надо выяснить, отчего королевский наместник решил арестовать нас.

Серая двуколка, покачиваясь, катила по городской мостовой. Дом наместника располагался чуть в отдалении от остальных зданий. Дорога изгибалась, словно праздничная лента, забытая здесь беспечной деревенской красавицей когда-то много веков назад и с тех пор обратившаяся в камень.

Ни одного дома не стояло по пути к особняку Аргедаса, только зеленые волны травы обрамляли путь. Здание венчало собой поднимающийся край горного плато, словно сама природа возносила над городом жилище наместника.

– Представители короля не имеют права жить в замках, – произнес я, указывая на особняк кончиком трости. – Но Аргедасу, очевидно, очень хотелось бы нарушить этот запрет.

Высокое здание было возведено из того же камня, что и остальные городские постройки, но сделано это было, без сомнения, гораздо позже. Тяжелый особняк не носил в себе ни одного признака бьонинской архитектуры. Сам факт, что здание располагалось вне городской черты и над общей высотой Бармута, свидетельствовал о его чужеродности.

Можно было себе представить, каких трудов стоило наместнику Аргедасу найти старую, давно заброшенную каменоломню, обеспечивавшую материалом градостроителей прошлого. Но не возникало сомнений, что вся работа была произведена за счет королевской казны.

Сколько усилий, времени и денег было затрачено на то, чтобы удовлетворить прихоть наместника, в то время как множество насущных проблем оставались без должного внимания.

Двое стражников в голубоватых ливадиумных латах стояли у входа в особняк; я протянул вознице сверкающий соверен, но Франсуаз выхватила монету из моей руки.

– Получите две, когда дождетесь нас, – сказала она.

Возница помешкал, ему очень не нравилось задерживаться возле особняка наместника Аргедаса, но и остаться без денег тоже не хотелось. Что ж, если он все же решит вернуться в Бармут, его будет сопровождать мысль об утраченном соверене.

Человек развернул двуколку и отъехал подальше от входа, на зеленую лужайку.

Я подошел к бронзовым дверям особняка, стражники сомкнули передо мной алебарды.

– Ченселлор Майкл, – произнес я, – и демонесса Франсуаза к наместнику Аргедасу.

Солдаты переглянулись.

– А где капрал Редвиг? – спросил один из них. – И его отряд. Им было приказано привести нас.

– Привести, – сказал Франсуаз. – Как мило.

– Капрал в городской мертвецкой, – сообщил я. – И отряд от него не отстал.

– Да? – удивился стражник. – А что он там делает?

– То же, что и остальные покойники, – ответил я. – Если вы не освободите дорогу, то сами сможете узнать, что именно.

Солдаты снова переглянулись. Они не знали, на что решиться.

– Доложите о нас наместнику, – приказала Франсуаз. Слова девушки вывели солдат из оцепенения.

– Господин Аргедас сказал, что Редвиг получит награду за них двоих, – произнес один из воинов. – Я тоже хочу награду.

– Если Редвиг мертв, мы сами получим деньги, – воскликнул его товарищ.

Он ткнул в нашу сторону лезвием алебарды.

– Шевелитесь! – воскликнул он.

– Перед тобой, Френки, – произнес я, – образец неверного умозаключения. Редвиг должен был получить деньги, но Редвиг погиб. Теперь наш новый друг хочет повторить его судьбу и думает, что если это и произошло с Редвигом, то с ним не произойдет.

– Давайте! – приказал другой солдат.

Франсуаз коротко размахнулась и с силой ударила одного из солдат кулаком в грудь.

Барды и менестрели рассказывают о героях, которые могут пробивать рукой самый прочный доспех. Это неправда.

В человеке может таиться сколько угодно силы – полученной от природы или черпаемой из темных бездн мироздания. Ментальная тренировка и медитации способны научить в тысячи раз усиливать обычный удар и наносить тысячи необычных.

Но ливадиумный доспех, склепанный из шести слоев, не может прошибить даже рог священного единорога.

Франсуаза – демонесса пламени; огненная аура на миг родилась вокруг ее пальцев и проделала отверстие в доспехе стражника – столь широкое, что самого солдата можно было, пожалуй, вытащить сквозь нее из лат.

Красавица ударила воина в левую сторону груди.

Жестокий удар парализовал движение сердца. Пальцы стражника разжались, и алебарда рухнула на каменны плиты.

Тонкая струйка крови появилась на губах солдата. Его глаза остекленели, он упал на колени, потом его голова коснулась древка оброненной алебарды.

Франсуаз наблюдала за тем, как он умирает.

– Теперь, – спросила она, обращаясь к оставшемуся солдату, – ты нас пропустишь?

Он шагнул в сторону и отсалютовал.

Бронзовые двери особняка сошлись, издав глухой звук. Он напоминал рокот гонга, возвещающего о прибытии новых гостей. Главный зал дома, в котором мы оказались, поднимался вверх на высоту трех этажей, белые колонны высились четырьмя рядами, по два справа и слева.

Пол здесь тоже был выложен плиткой, как и в большинстве знатных домов Бармута, но, стремясь подражать величию древних, новомодный архитектор оказался не в состоянии уловить их дух. Вместо скупого, чарующего в своей простоте узора на полу разрастался богатый орнамент.

Он был красив, я смог бы даже назвать его гармоничным, несмотря на строгость своей опенки в такого рода предметах. Но в старинном Бармуте, гордом городе бьонинов, эта красота выглядела излишней и вызывающе дешевой, словно павлин среди совершенных голубей.

Человек шел нам навстречу, слишком безобразный, чтобы вызывать симпатию, и слишком самоуверенный, чтобы скрывать недостатки своей внешности.

Был он толст. Толстые люди обычно выглядят симпатичными, даже если не являются такими на самом деле, но наш встречный был не из их числа.

Я бы сказал, что полнота его нездорова, но это было бы не совсем верно. Его тело покрывал не просто слой жира, поверх него морщинились безобразные складки, выросты кожи, напоминавшие струпья. Волосы торчали на его голове, и крупные их пучки высовывались из широких ушей.

Лицо незнакомца было обрюзгшим, на нем навсегда застыло смешанное выражение. Самодовольная улыбка человека, который, как ему кажется, познал все удовольствия жизни, сливалась здесь с гримасой постоянного раздражения; два этих чувства, столь разные на первый взгляд, в действительности всегда идут рядом, ибо пустые развлечения не в силах принести человеку истинного удовлетворения, заканчиваясь лопнувшим пузырем пресыщения.

Нетрудно было догадаться, что перед нами находится сам Аргедас, королевский наместник в Бармуте. Его облик в точности соответствовал сложившемуся у меня портрету, и, что более важно, в особняке Аргедаса никто не мог чувствовать себя полным хозяином, кроме как сам Аргедас.