Денис Чекалов - Гончие преисподней

– Вы были против?

– Она никогда не слушала. Ей нравились разговоры Джорджии – о столице, о карьере. О независимости.

Франсуаз отвела руку с бокалом немного в сторону, удивленно рассматривая его содержимое.

– Бренда не понимала, что все это не для нее. Джорджия богата, а моя дочь такой не была. Она не могла разделить мечты своей подруги, ей следовало остаться в городе, где она выросла, и прожить здесь всю жизнь.

Франсуаз несколько раз моргнула, ее глаза широко раскрылись. Она начала задыхаться.

– Но Бренда не слушала меня. Старый отец для нее не существовал. Она не подчинялась мне, говорила, что справится со всем сама. Как дочь может спорить со своим отцом? Это же ненормально.

Франсуаз приподнялась с кресла, ее лицо стало белым, губы судорожно вздрагивали. Хрустальный бокал выпал из изящных пальцев. Он не разбился, но утонул в толстом ворсе ковра.

Девушка упала на колени.

– Я не хотел никого убивать, – произнес Дворфин. – Я только должен был им показать, что меня надо слушаться. Я мужчина и гораздо старше их.

Бродя по городскому парку, я видел суфражисток. Они были совсем как моя дочь. Никого не уважали. Презирали порядок. Вели себя вызывающе. И я понял, что надо положить этому конец.

Франсуаз лежала на широком ковре, ее тело неестественно выгнулось. Лицо девушки становилось все бледнее, в глазах появился лихорадочный блеск. Таково было действие порошка эфедры.

Майлус Дворфин встал над ней.

– Когда я овладел первой из них, то понял, что этого недостаточно. Они должны были умирать – умирать в муках, чтобы все остальные поняли, к чему может привести неуважение.

Я думал, что Бренда это поймет, мне казалось, она одумается и отбросит свои бредовые идеи. День за днем я ждал, что она подойдет ко мне и скажет: «Папа, я ошибалась. Я была неправа».

Но знаете, что она сказала? Знаете?

Она сказала, что не хочет ни дня оставаться в этом вонючем Бармуте. В этом вонючем Бармуте – это ее слова! Вот как она назвала город, в котором я прожил всю жизнь, город, где жила и умерла ее мать!

Она потребовала, чтобы я увез ее. В столицу, где бы ей было весело. Да, у меня достаточно денег, чтобы уехать, но разве дело в деньгах?

Она говорила, что это Бармут во всем виноват. Что только здесь могло появиться такое чудовище, такой подонок. Такими словами она назвала родного отца!

Мне пришлось наказать и ее.

Я понимал, что моя работа только начинается. Теперь Виже будет осужден, и это прекрасно, так как он тоже не уважал устои. Он только говорил о традициях, а на самом деле был таким же бездельником, как и остальные! Майлус Дворфин наклонился над Франсуаз. – А теперь настала и твоя очередь. Такие, как ты, еще опаснее. Вы будоражите умы детей, заставляете их отворачиваться от отцов, от своей семьи. Но теперь ты узнаешь, что должна подчиняться!

Он уже раскрыл застежки на своих брюках; его половой орган начинал приходить в возбуждение. Майлус Дворфин протянул руку, чтобы дотронуться до тела Франсуаз.

Девушка выбросила вверх ногу, и кончик ее сапога глубоко ушел в тело Дворфина.

– Ты тоже узнаешь, – процедила она.

Мужчина не привык к физической боли, он свернулся, словно грязная половая тряпка, и застыл неподвижно на полу. В окружении старинных величественный вещей он казался кучкой мусора, которую необходимо собрать на совок и выбросить вон.

– Он изнасиловал и убил собственную дочь, – произнесла Франсуаз. – Такое в голове не укладывается.

– Напротив, – сказал я. – Это более чем понятно. Мы говорили о том, что в акте изнасилования секс – это не главное. Чаше всего основную роль играет принуждение.

Родители имеют власть над детьми с рождения. Когда ребенок взрослеет, власть эта уменьшается. Каждый отец, каждая мать ищут способы сохранить влияние на детей – тем или иным способом.

Почему многие тинейджеры, едва став самостоятельными, стремятся жить отдельно? Само общение с родителями, даже самыми хорошими, пропитано духом господства и подчинения. Когда дети начинают бунтовать, родители прибегают к самым крайним мерам.

– Таким, как изнасилование?

– Конечно же, Дворфин ненормален, но его сумасшествие позволяет нам яснее понять поведение здоровых людей. Никого не удивляет, когда родители бьют детей, порой даже очень сильно. Это можно осуждать, можно карать и по закону, но в самом факте нет ничего необыкновенного. А от избиения один шаг до убийства и изнасилования…

– Виже будет освобожден?

– Да. И хотя он уже никогда не сможет встречаться с Джорджией, произошедшее пошло ему только на пользу.

– Джорджия все равно бросила бы его – рано или поздно.

– Ты права. Наместник Аргедас тоже извлечет пользу из случившегося. Все влиятельные люди города поспешили осудить его сына за убийство; теперь они чувствуют свою вину, и Аргедас не замедлит этим воспользоваться.

– В конечном счете, он неплохой наместник. Франсуаз задумчиво посмотрела на меня. В ее пальцах был высокий бокал с протеиновым коктейлем, и на сей раз в него не был подмешан порошок эфедры.

– Сможет ли Бармут когда-нибудь стать таким, как прежде?

– Он никогда и не был таким, как прежде. Жизнь меняется, и люди меняются, даже в таких городках, как Бармут. Майлус Дворфин этого не понимал.

– Почему ты был так уверен, что убийца – Дворфин? – спросила Франсуаз. – Ты сам сказал, что на эту роль подходили сотни людей.

– Дворфин насиловал девушек, – произнес я. – Но это было не все. С самого начала у меня возникло ощущение, что он хочет изнасиловать весь город – вернее, ту его часть, которую считал своими врагами.

Первые два изнасилования произошли в городском парке. Это уединенное место, и он мог чувствовать себя там в безопасности. Но потом Гай Пиктон сделал свое заявление. Ни Бренда, ни Джорджия не были суфражистками, и уж тем более Виже. Ненависть Дворфина была направлена не на безбереточниц, а на всех, кто отказывается повиноваться старшим.

Дворфин понял, что ему удалось обмануть городские власти, а это было все равно, что изнасиловать их. Видишь ли, с самого начала было ясно, что преступник озлоблен до крайности. Его ненависть к жертвам должна была только расти. В таких случаях каждое последующее преступление оказывается более жестоким. Но не в нашем случае.

Я стал искать причину этого. Разумно было предположить, что преступник повышает ставки каким-то другим образом. Места, в которых были найдены тела его жертв, подсказали мне ответ – с каждым новым преступлением он бросал новый вызов городским властям.

С точки зрения Дворфина, чего стоят власти, если они защищают дерзкое неповиновение? Их тоже следовало наказать, научить их, что старшим следует подчиняться.