Денис Чекалов - Гончие преисподней

Над площадью витал дух счастливого единения, которое сплачивает людей только на великие религиозные праздники – или после победы в тяжкой войне.

Странно было смотреть на горожан, которые собрались здесь не ради бунта, не ради мятежа, думали не о беспорядках или свержении магистрата, а ведь обычно только такие дела по-настоящему способны объединять.

Мир изменился, пусть на несколько дней, а с ним и люди. Они научились ценить жизнь и радоваться ей, вместо того чтобы впустую растрачивать время на войны, тяжелый труд и вязкий самообман.

Я чувствовал себя чужим на этом празднике. Возможно, потому что знал: он продлится недолго. В стране Эльфов нет ничего подобного. Мы не изнуряем себя непосильной работой, а потому не нуждаемся в бьющем через край отдыхе.

И все же мне очень хотелось положить руку на плечо своей спутницы и просто пройтись с ней по веселящемуся ночному городу – притвориться, будто радость других людей способна найти отклик в моей душе.

Но души у меня уже давно нет.

Яркая витрина, подсвеченная изнутри дешевыми магическими кристаллами, казалась еще одним мазком в веселой картине праздника.

Подойдя ближе, я увидел, что это лавка гробовщика; над дубовыми гробами, покрытыми темным лаком и отделанными изнутри дорогой материей, висела надпись готическими буквами:

«Заказы принимаются только на три недели вперед».

Я остановился возле витрины. Никогда не сделал бы этого в обычном состоянии, ибо эльфы испытывают болезненное отвращение ко всему, что связано со смертью.

Но здесь и сейчас, среди веселящихся горожан, лавка гробовщика показалась мне горьким напоминанием о том, что праздники всегда заканчиваются, а горести нет.

Было в этом что-то злорадное.

– У этого парня есть все основания радоваться, – заметила Франсуаз. – Даже без помощи магии. Смотри, Стендельс.

Я присмотрелся к витрине, отчего-то ожидая увидеть его в одном из гробов. Девушка показала рукой, и я заметил коменданта на краю площади. Он стоял в тени высокого здания, там, куда не дотягивался луч фонаря.

– Не хочет портить другим веселье, – пробормотал я.

– Да уж. При виде его рожи даже птички на деревьях сдохнут. Подойдем?

Прежде чем я успел возразить, девушка уже направилась к коменданту. Я не знал, что еще мог сказать ему – разве что дать совет держаться подальше от пернатых.

– Смотрите на праздник? – спросила Франсуаз.

– Нет, – ответил тот, хотя было очевидно, что именно этим он и занимается.

– Вы один? – осведомилась девушка.

Если бы сто минотавров-звездочетов собрали консилиум и совещались в течение тысячи лет, то и тогда им бы не удалось придумать более нелепого вопроса.

В радиусе пятнадцати футов от Стендельса не виднелось никого, кроме задремавшего от переизбытка эмоций булочника. Но даже стой комендант в центре толпы, на его лице было бы написано одиночество.

– Да, – ответил Стендельс.

Наверное, для него это было очень унизительно.

Особенно потому, что он привык отвечать на этот вопрос.

Франсуаз встала напротив него – так, что взгляд коменданта вновь невольно уперся в глубокое декольте. По крайней мере, сегодня он мог найти нечто приятное в своем унижении.

Демонесса посмотрела вверх, неискренне улыбнулась, ее глаза чуть расширились. Потом она снова перевела взгляд на Стендельса.

Девушки делают так всегда, если собираются задать особенный вопрос. Мужчины – никогда. Можете проверить сами.

– Не скучно? – спросила она. Стендельс сглотнул.

– Да нет, – ответил он. Я закрыл глаза.

Боже, за что же я так наказан?

Франсуаз – утонченная садистка. Впрочем, как и любая девушка, если в детстве ей не промыли мозги баснями о замужестве и домике с черепичной крышей.

Но то, что она выделывала с бедолагой Стендельсом, находилось далеко за гранью всякого милосердия – она просто резала его на куски.

И я знал зачем.

Нет, нет, нет!!!

– У вас есть подружка? – спросила Френки с такой улыбкой, какую увидишь разве что на лице дантиста.

Стендельса передернуло. Это не было болью – в его возрасте человек либо женится, либо становится плейбоем, либо смиряется со своей судьбой.

Его единственным спутником будет одиночество.

Навсегда.

Он уже не мучился при мысли об этом – так, как ему наверняка приходилось страдать раньше, в юные годы. Его товарищи обнимали девушек, а он мог только улыбаться.

И все же слова Франсуаз затронули в нем какую-то струну, давно мертвую. Стендельс содрогнулся не как живой человек, а как гальванизированный труп.

Френки это понравилось.

– Почему я спрашиваю, – сказала она с такой жизнерадостностью, что Стендельс немного испугался – Я хочу вам рассказать о своей кузине Лаванде.

Девушка сделала большие глаза, подалась вперед, отклонилась назад и заговорила быстро и напористо – только напор этот был направлен внутрь нее, наперекор бьющим вперед словам.

– Не подумайте, что я сводница. А кто ж ты…

– Вообще-то я этим не занимаюсь. Но Лаванде так долго не удается найти подходящего парня. Сами понимаете – маленький городок, как этот, выбрать почти что не из кого. И я посмотрела на вас и подумала, вот дерьмо, как у вас много общего.

Стендельс погрустнел.

Мысли его были так печальны, что он даже не обратил внимания на грязное словечко, чрезвычайно мало подходившее к беседе о любви.

На несколько мгновений помощник мэра позволил себе помечтать. «Почему бы и нет? – спросил он себя. – Я молод, хорош собой, у меня есть власть. Теперь я даже ношу форму, а девушки это любят. Так с чего бы яркой красотке не обратить на меня внимание?»

Он разрешил себе эту мысль только на пару секунд. Но насладился ею сполна. Потом ответил сам себе: «Ты неудачник, вот почему». И снова ушел в себя.

Наверняка эта Лаванда толстая и уродливая, подумал он. Сколько раз ему пытались сплавить таких невест. Слава богу, он не настолько отчаялся, чтобы потерять рассудок.

– Позволь, – произнес я.

Я положил руку Френки на плечо и отвел ее назад. Кажется, при этом она упала, задрыгав ногами, но я не стал проверять.

– Стендельс, – сказал я, пристально глядя ему в глаза. – Все демонессы прекрасны. Есть высокие, есть миниатюрные. Блондинки, шатенки, брюнетки – никаких крашеных. Но каждая из них в тысячу раз лучше, чем первая красавица Верхнего мира.

Он не понял.

Мои слова были настолько далеки от его картины мира, что не могли в нее уложиться.

– Ты спрашиваешь, в чем подвох, – продолжал я. – Он есть. Демонесса должна оставаться в своем мире, пока не заключит сделку с человеком. Ей нужна твоя душа. Никаких обязательств – раздумаешь, можешь вернуть.

Я не стал уточнять, что именно – свою душу себе или демонессу обратно на склад. Это происходит одновременно.