Юлия Горишняя - Слепой боец

Огибая Суву с подветренной стороны, с «Дубового Борта» увидели такое: два корабля, сцепившиеся нос к носу, борт к борту, и один был купеческая остроносая шайти, какие ходят дальними дорогами в богатых караванах, а второй — «змея» в тридцать шесть («золотое число») весел с убранною мачтой, и, судя по движению на палубе шайти, добыча доставалась северянам недешево. Наклон мачт у шайти был разный: мачта наклонена вперед, полумачта на корме почти прямая, по-доготрански, и обводы боков такие, как строят в Доготре, и выучка солдат на ее палубе тоже наводила на размышления.

«Шелковый караван!» — мелькнуло одновременно во многих умах, в Гэвиновом тоже. Шелковые караваны великой Доготры ходили как раз близко оттуда, и позавчерашним штормом могло разметать не одни только Гэвиновы корабли. Проходя мимо так близко, что весла только чуть-чуть не проскрипели кормою чужой «змеи», Гэвин крикнул:

— Если ты почитаешь какого-то бога, капитан, — поклянись им, что отдашь мне половину с этого китенка, и я тебе помогу с другого борта!

Он знал, кому кричит: на высокой «боевой корме» — площадке над палубой — стоял среди других человек в ярком кобальтовом плаще. Рыже-русая борода завивалась крутыми кольцами плотно, как овечья шерсть. Нащечники шлема у него были расстегнуты; и если бы его богатых доспехов не хватило, чтоб указать, кто здесь капитан, яснее ясного сделало бы это его жестокое и веселое темное лицо, на котором, как в зеркале, отражалась схватка на носу «купца». Он оглянулся на проходящий мимо «Дубовый Борт» и засмеялся через плечо.

— Ладно — я, Бираг, делюсь с тобой пополам, кто бы ты ни был, клянусь Луром! И щитом Лура клянусь, — бревно, подвешенное на мачте «купца», в этот миг прошлось над бортом, смахивая с него лезших туда со «змеи», как хозяйка смахивает муравьев со стола, и он выругался в голос, — ты кстати!

И все это за краткие мгновения, пока разогнавшийся «Дубовый Борт» несло мимо чужой «змеи». Человек этот, Бираг, сын Бирага, был капитан жадный и хищный; он вцепился в добычу, которая ему была не по зубам, и, если бы не Гэвин, он — возможно — положил бы на этой шайти почти всех своих людей, пока добился бы проку. А клятва — она клятва и есть! От клятвы недалеко до обмана, говорит пословица. Потому как в любой клятве главное — подобрать слова…

Кстати сказать, этот человек, Бираг, сын Бирага, у себя дома имел, вероятно, и еще какие-то прозвища, но давно растерял их. А так устроены почти все капитаны и вообще люди с северных островов — они частенько знают наизусть фарватеры и течения в южных морях и не слыхали никогда (и не интересовались), какие есть речки в округе, что лежит с ними на одном острове, только по другую сторону укрытого вечными льдами неприступного горного хребта.

Среди купцов же заморского юга этот человек известен был как Зилет Бираг. Он был родом с материка, из Королевства, и довольно именит по рождению, но оказался в ссоре с окружным судьей в своих местах, был объявлен у себя на родине вне закона и так и не выбрал никакого другого места, чтоб поселиться, и если живал где-нибудь, так разве что временами на Торговом острове. С Гэвином они раньше не встречалась.

Вечером того же дня обе «змеи» пристали к берегу безлюдного крохотного островка в трети дня пути к юго-западу от Сувы. Место предложил Бираг, а впрочем, никакого другого удобного места вокруг Сувы и нету. И уже входя в залив, с «Дубового Борта» увидали стоящие там еще две «змеи», расположившиеся мирно у берега. Это тоже оказались люди Бирага, которые в шторм от него оторвались.

— Ты гляди на них! — захохотал (как передают) Бираг, удивляясь так, точно вовсе и не ожидал их здесь увидеть. — Добрались-таки, лодыри! И я уверен, даже топоры свои ухитрились не запачкать! Один я должен вертеться за них за всех!

Команды разложили костры на песке, чтоб готовить ужин, — каждая у своего костра, — все держали оружие под рукой поближе. Люди у Бирага были беззаконники, как и он сам, отребье двух морей, какое крутится на Торговом острове, и теперь их было втрое больше.

Стремительные сумерки уже упали на мир, когда Гэвин отправился к Бирагу договариваться, как будет проходить оценка добычи, — один пошел, хотя многие и полагали, что это глупо, — и безумный закат таял своим золотом, на котором черным-черно и четко рисовались снасти кораблей, всех пяти, оттого что захваченная шайти стояла на трех якорях тут же, под берегом. Бираг собирался продать ее, чтоб зря не пропадать хорошему кораблю.

— Если мы с тобой, — сказал Гэвин, когда ему предложили подсесть тоже к костру, поужинать за компанию, — разговариваем, Бираг, как честные люди, тогда это честное предложение, и я за него с охотой выскажу тебе свою благодарность. А если нет — незачем мне тогда оказываться у тебя в долгу за твое мясо, как гостю!

— Зря ты так, — засмеялся на это опять Бираг, блестя зубами в кудрявой дерзкой бороде. Зубы были такие же белые, как у него в руках кость с кусками баранины на ней. — Я — честный человек. Это тебе всякий скажет. И мои ребятишки — они тоже честные люди, хоть и нету у них родни, которая б сидела в издольщине на моих землях, жрала бы моих быков на Осеннем Пиру и все такое прочее. Так что мы тут поговорили с моими капитанами и решили, что обещания надобно исполнять, хоть и были они даны кое-как и не по правилам, без соклятвенников и без свидетелей договора, ну да ты сам знаешь, как.

— Если это верно, — сказал Гэвин, — тогда ты и вправду честный человек. Ну и как ты думаешь исполнять их?

— А как сказано, так и буду. Я-то помню, что говорил. А ты помнишь? (Гэвин усмехнулся.) Ну так вот: половиной своей личной доли с этой шайти я поделюсь с тобой пополам, с тобой лично, Гэвин, а насчет остального — ты уж прости!

Никому, понятно, не понравится, если его вот так вот выставляют дураком. Гэвину это тоже не понравилось.

— Хорошо, — сказал Гэвин, тряхнув головой, — я возьму свою половину. Я таки сделаю тебя честным человеком, Бираг, хотя бы на одну ночь и хотя бы против твоей воли. Не обессудь только, если способ, каким я свою половину отделю, тебе окажется не по сердцу.

— Дели как хочешь, — отвечал Бираг.

Кое-кто из его людей уже заворчал, собираясь за спиной у Гэвина, но он махнул рукой: пусть идет… И Гэвин ушел назад, к своему костру. Так что Бираг, сын Бирага, был все-таки на свой лад честным человеком.

Ночь обе дружины провели, непрерывно сторожа якобы костры, а на самом деле — друг друга; на рассвете «Дубовый Борт» скользнул в розовеющее море, и Бираг Зилет, Бираг Хитрец, усмехнулся снова.

— Я так и знал, что он пожалеет своих, — сказал он. — Даже от дружины Гэвина нельзя требовать, чтоб они нападали сам-на-трое.

— Удирает, — сказал кто-то, тоже с усмешкой.