Юлия Горишняя - Слепой боец

— Я знал, что ты колдунья, Рият, — сказал он, — но я не знал, что ты еще и сказочница. Военные галеры выйдут в море по приказу кустодитора, даже если им придется оторваться чересчур от берега. Здесь тебе не нужно ничего от меня. Корабль — допустим, я действительно отправлю послание в нашу контору в Тель-Претве, и тебе выделят, скажем, «Девчонку из Синтры». Но корабельщиков я не смогу выделить. Где ты найдешь корабельщиков, достойная Рият, согласных играть в эту игру? В море нечасто ходят самоубийцы.

— Увы, — сказала Рият, — там и вправду нужны будут матросы и кормщик, чтобы старались за совесть, а не за страх. Но ведь ты знаешь, — еще более вкрадчиво продолжала она, — что меня слушаются все три заклинания из Триады Сиаджа. Сколько человек на «Девчонке из Синтры», о бани Эзехез?

— Семь, — отвечал тот. Чтобы рассказать все о любом из своих кораблей, своих предприятий и своих сделок, ему не надо было заглядывать в таблички.

— Стало быть, ты уступишь мне трех демонов, и корабельщики у меня будут. Заметь, — добавила она, — я ведь тоже скупаю очеловечившихся демонов, только мне это труднее — у меня же нет стольких агентов, и торговых контор тоже нет. Но четырех я возьму своих — это все, что у меня есть, иначе я бы не просила, бани Эзехез.

— Ты увидела это в зеркале, — сказал он.

— Я увидела это в зеркале, — согласилась Рият.

— Ты и впрямь составляешь надежные выборки, достойная Рият, — сказал бани Эзехез.

— Да, я опасна. Ты ведь тоже опасен для меня. Ты очень опасен для меня, бани Эзехез. Ты особенно опасен вот сейчас, когда держишь мое зеркало в руках, а я — точно невольница, которая отдала господину свою цепь и власть над собой, ты очень опасен, поверь. — Ее голос едва заметно изменился. И теперь слово «опасен» означало уже совсем другое.

— Чем может быть опасен старый, дряхлый причальный брус для быстроходной дарды, которая забросила на него свою цепь на то время, пока она стоит у причала?

— Хотя бы тем, что он не такой уж и дряхлый, — негромко засмеялась Рият.

При всей своей искушенности она была весьма простодушна в отношении своих женских чар, а заодно и того, чем можно польстить мужчине лучше всего. И, может быть, ошибалась в силу этого простодушия; а может быть, и нет.

— Ты становишься тоже все опаснее, Рият, — сказал он. Рият не отодвигалась. Только ее голос опять стал деловитым.

— Когда тебе понадобились бы двойники, ты меня позвал бы, кого же еще? Просто я узнала бы в последний момент. А так я знаю заранее. Только и всего.

— А если какой-нибудь случай, из-за которого мне понадобится сырье для двойников, придет завтра? И не хватит как раз тех трех, которых ты заберешь?

— На это можно ставить десять тысяч против одного, — вздохнула Рият. — И я, конечно, заплачу за них.

— Заплати, — согласился бани Эзехез.

— Зато представь себе, что можно выиграть. Шестьдесят тысяч — хорошо, пусть даже двенадцать! И к тому же…

Алый Дракон еще не осмеливался открыто противостоять хиджарским Двум Мечам или хотя бы требовать пересмотра союзнических договоров. Но семья Претави (точнее — бани Эзехез клича Претави и бани Симлуз клича Претави) приобрела кусок побережья в проливе Аалбай, где торговцы из Кайяны появлялись все чаще и добивались влияния и сделок в столицах тамошних государей все больше, пользуясь тем, что эта внутренняя и не очень выгодная торговля была оставлена Светлой и Могущественной в небрежении. Затем оказалось, что Кайянская республика строит там порт, оправдывая это в глазах верховенствующей союзницы нуждами своего хлебного ввоза, — порт, в который могли бы заходить зерновозы с наибольшей осадкой и курсировать напрямую между бухтой Сиалоа и Тель-Мусватом — портом Сидалана. То, что в подобный порт должен потом хлынуть вывоз со всего региона, вслух не произносилось.

Затем вблизи Сиалоа стали патрулировать в море военные корабли с алым драконом на парусах, хоть и без опознавательных знаков Кайяны. И если Сидалан использовал панику, рожденную кораблями Канмели Гэвина в Гийт-Чанта-Гийт, для того, чтобы галеры салым драконом оказались столь далеко от кайянского побережья, — то недавнюю встречу этих галер с чернопарусными «змеями» вблизи от будущего Тель-Сиалоа, окончившуюся для них столь печально, Хиджара использовала, чтобы ее официарий в Сидалане спросил бани Эзехеза, не кажется ли тому, что разумнее и безопасней будет поставить охрану его владений в бухте Сиалоа под контроль обеих стран-союзниц.

Это было позавчера, на той же самой «встрече в доме друзей».

Бани Эзехез уклонился от ответа и перевел разговор на свою непомерную занятость делами казначейства.

Голова Канмели была бы неплохим ответом на вопрос, прозвучавший два дня назад, ответом, впечатлений от которого хватило бы на несколько недель. Но, с другой стороны, такой ответ мог быть воспринят как открытый вызов.

— Ты отличная сказочница, Рият, — сказал бани Эзехез. — А ведь все это ты извлекла из того, что наблюдала за вещами вот в этом зеркале за время, которого хватит, чтоб в часах утекло на два пальца воды. — Затем он добавил, возвращая ей зеркало: — А что будет, если ты понаблюдаешь еще на один палец? Может быть, увидишь такое, что поломает всю сказку.

«Ему все-таки кажется, что я отношусь к этому делу не просто так, что для меня тут чересчур много личного, — подумала Рият. — И он ведь прав; только толкует он это личное наверняка неверно. А если я повторю еще раз, что бани Вилийас тут ни при чем, он мне еще больше не поверит».

— Я хочу рассказать, что мне приходится обычно видеть, — проговорила она медленно, далее с затаенной угрозой или, может быть, яростью. — И если уж точно говорить — то н е видеть. Потому что, когда на таком вот корабле с черными парусами решают ограбить наши берега, они пристают в темную ночь, такую темную — разве что сумасшедший рыбак выйдет в море менять сети; а потом все, кто бы мог сообщить о нападении, оказываются перебиты прежде, чем заметят где шевеление, — иногда прямо у себя в постелях. Потом на берегу все переворачивают вверх дном и уходят — еще до рассвета, а когда я их вижу, они уже в море — и вот тогда я смотрю, как они ныряют за горизонт, с этими своими нахальными вымпелами над кормой!

— И я начинаю, — добавила она, — думать: все, что я делаю как Прибрежная Колдунья, бессмысленно, и только на то я здесь и нужна, чтоб подглядывать за заговорщиками. Конечно, бывает, я их давлю: или патруль поспеет-таки вовремя, или еще что-нибудь. Это их разве останавливает? Не останавливало никогда, и не остановит. Только и меняется, что они лезут опять, в тех же местах, но с новыми уловками, или в новых местах со старыми уловками, а мы за ними не поспеваем и не будем поспевать, потому что никого нельзя догнать, если бежать за ним следом. И знаешь, что нужно, чтоб поспевать за ними?