Диана Гэблдон - Гуманный убийца

— Если честно, я бы не удивилась. Но дело обстоит так, что я вынуждена возражать против твоего присутствия здесь. — Она поднялась, отряхнула юбку и приняла позу, изобразив, насколько он мог понять, очень грозный вид. — Потому что Зейгфрейда должны убить мы!

— Что-что? — фыркнул Нитц и указал ей на ту сторону поляны, где Мэдди увлеченно принуждала сэра Леонарда страстно целовать большой камень. — Тот твой приемчик с морозным глазом даже не задержал Мэдди.

— У меня есть и другие, более могущественные. — Армеция ответила фырканьем на фырканье. — И потом, это же дракон, а не какая-то сумасшедшая варвариянка.

— Она… — Нитц глянул на свою одноглазую воительницу и поморщился. — Она просто в какой-то мере чужда утонченности. Кстати, а зачем тебе, собственно, Зейгфрейда убивать?

— Ради книги.

— Ради книги?

— А что, у тебя причина более веская?

— Господь и страна, — ответил он, стараясь подобрать правильные слова. — Повеление свыше, приказ ордена. Зейгфрейд есть порождение дьявола, зло в чистейшей форме, а потому должен быть уничтожен.

Армеция вскинула бровь — чуть-чуть, чтобы он не счел это оскорблением, но понял, что она не особенно верит. А может, подумалось ему, просто увидела, как он пыжится и надувает грудь, еле удерживаясь от смеха.

— Не верю я тебе, — сказала она.

При этих словах он почувствовал облегчение. Которого не должен был бы чувствовать.

— Почему, собственно? Я на самом деле очень даже неплохой крестоносец-вассал.

— Я видывала многих из ваших, — сказала она. — И слышала все, что касалось «повелений свыше» и необходимости убивать язычников. Ваши люди говорили об этом с таким убеждением. — Армеция протянула руку и, ткнув пальчиком, заставила разом сдуться его напыженную грудь. — Но ты… ты не такой. Не в такой мере.

И он уступил, всячески пытаясь себя убедить, что ее слова были причиной неожиданной боли в груди, там, где сердце. Он ощутил ее пристальный взгляд, только не знал, которым глазом она сейчас на него смотрела. Он отвернулся. Оба ее глаза одинаково бередили.

Ощутив ее руку у себя на плече, он поднял взгляд и увидел, что она улыбалась ему. Он подумал, что улыбка у нее была хорошая. На удивление белозубая, но при смуглой коже, темных волосах и разных глазах, и это смотрелось красиво.

— Я даже не упоминаю о том, — сказала она, — что ты меня не убил, пока я была без сознания. Не хочу показаться неблагодарной, но настоящий крестоносец, хотя бы и вассал, вряд ли упустил бы возможность лишить жизни язычницу. Хотя бы и полукровку.

Ее прикосновение и эти слова неожиданным образом подарили ему утешение. Ну да, язычница. Враг Божий. Язычники проливали кровь крестоносцев и убивали этих святых людей. А еще она была богомерзкой колдуньей. И стояла за матриархат и вообще за все, против чего всякий добрый житель королевств должен был бороться не щадя живота.

Она была врагом. Она была его врагом. Самым что ни на есть вражьим врагом.

Но вот она спросила его:

— За что же ты бьешься, Нитц?

И он не смог удержаться и не ответить ей. Он со вздохом проговорил:

— За Фраумвильт.

— Как-как?

— За Фраумвильт, — повторил он. — Это булава моего отца.

— Ты готов рисковать жизнью ради оружия?

— Это как сказать. На самом деле жизнью будет рисковать Мэдди. И речь идет не просто об оружии, это ведь Фраумвильт.

— Слушай, — сказала она. — Не знаю, что у вас тут болтают про хашуни, но, Богом клянусь, врожденной способности понимать слово, если его тысячу раз повторят, у нас нет! Кто был твой отец и почему его булава столько для тебя значит?

Нитц скривился, как от боли. Он-то надеялся утаить от нее некоторые обстоятельства. Уж всяко не стоило говорить об отце с этой язычницей, вполне способной лишить его жизни. Ибо эта Армеция, напомнил он себе, была как-никак язычницей, а будучи таковой, не могла не быть премного наслышана о деяниях его отца.

И снова он не смог удержать в себе правду.

— Его звали Калинц, — сказал он и затаил дыхание, ожидая, что будет.

Она моргнула, и он перевел дух. Он вообще-то ждал худшего.

— Калинц, — повторила она.

— Калинц.

— Тот самый Калинц?

— Да, тот самый.

— Калинц по прозвищу Блаженный Убивец?

— Да.

— Калинц, которого называли Божьим Бичом Юга?

— Ну да.

— Калинц, который…

— Божественный Разрушитель и Славный Мясник, он же Смиренный Убийца и Скромнейший Палач, — Нитц прокашлялся, — равно как и Насильник Свыше, особенно в последние годы.

Он ждал, что она вот-вот обрушит на него всю свою магию. Заморозит его, сожжет, превратит в жабу. Или сделает так, что из его яичек проклюнутся желтенькие цыплята. Во всяком случае, хотя бы отзовет сэра Леонарда из его нынешнего сражения и просто велит по-быстрому свернуть ему шею.

Вот чего он совершенно не ждал, так это того, что она почешет затылок, проглотит остатки вяленого мяса… а потом — пукнет.

— Вот это да, — сказала она.

— Так ты меня не… — Он прикусил язык, не ведая, как продолжить и верить ли нежданному счастью. — В смысле, ты на меня не слишком разозлилась? Ведь ты же полу…

— О чем мне и напоминают ежедневно и ежечасно все, кому только не лень. — Усмешка Армеции обрела горький оттенок. — Причем с обеих сторон. У родни со стороны отца, по крайней мере, был повод меня презирать. — И она вновь улыбнулась Нитцу. — Довольно будет сказать, что принадлежность к семье не всегда является тем благословением, которого мы ждем.

— А я, кажется, начинаю понимать, каким образом книга может стоить схватки с драконом.

Армеция вновь потянулась за кусочком вяленого мяса.

— По-моему, — сказала она, — я выразилась изящней.

— Да, наверное.

— Однако послушай, — начала Армеция. — Дракон, он ведь большой. Его можно разделить на много кусочков поменьше. По крайней мере, мы оба сможем доказать, что именно мы убили его.

— Если только мы вообще сумеем сразиться с ним, — сказал Нитц и посмотрел на вход в логово. — Не туда же за ним лезть, право слово!

— Да, там уж больно темно, — согласилась Армеция.

— А он, похоже, совсем не намерен вылезать, — сказал Нитц и вздохнул, потому что Мэдди с Леонардом, продолжая волтузить друг дружку, вновь выкатились на видное место. — Хотя мог бы и вылезти. Неужели не любопытно взглянуть, что тут за шум такой?

— Да, пожалуй.

Армеция в задумчивости поскребла подбородок, и в сердце Нитца шевельнулась тень ревности. Ну почему у нее при этом был настолько более умный вид? Вот что интересно было бы знать.

— Кажется, я что-то придумала, — сказала она. Повернулась к дерущимся и рявкнула приказным тоном: — Ленни, прекрати драться!

Едва прозвучали эти слова, как рыцарь опустил отсеченную руку, недоуменно уставившись на хозяйку. Оскорбленное достоинство, впрочем, немедленно сменилось ненавистью, ибо обмотанный кожей кулак Мэдди тотчас врезался ему в челюсть, распластав рыцаря на земле. Она уже занесла топор, но тут Нитц, стряхнув изумление, выкрикнул: