Бернхард Хеннен - Логово дракона. Обретенная сила

Она обвела взглядом небольшую комнату, в которой жил Гонвалон. Несмотря на то что они оба уже давно были наставниками Белого чертога, она никогда прежде не бывала здесь. Комната была под стать ему. Минимум мебели. Не считая нескольких камней необычной формы, лежавших на подоконнике, украшений не было. Ничего личного. В отличие от большинства остальных наставников он не заменил имеющиеся предметы мебели на более красивые, соответствовавшие его вкусу. Сундук с одеждой, кровать, стол с двумя стульями. Это его мир. И окно с прекрасным видом на парк и горы.

Маленькая деряба взволнованно зачирикала. Чего она хочет? Она запрыгала по белой простыне. От волнения она оставила на безупречном покрывале пятно. Она одержима? Ливианна поглядела на нее сокрытым оком. Красный цвет силовой линии, соединявшей птицу с Нандалее, казался ей изъяном. Она чувствовала Махту Нат и в этом заклинании. И Гонвалона! Заклинание питалось от него. С каждым ударом сердца оно пило его силу.

Она снова оглядела густое плетение силовых линий, окружавшее его.

— Что ты видишь?

Ливианна вздрогнула: настолько неожиданным и резким показался ей вопрос.

— Заклинание, которое сплела Махта Нат.

— Почему ты его не разорвешь? Неужели она настолько могущественна, что ее творения нельзя разрушать?

— Не настолько могущественная, — печально ответила она. — Настолько подлая. Она переплела свое заклинание с твоей аурой. С твоей жизненной силой. Если я разорву это плетение, то наврежу тебе. Возможно, даже убью. Лишь ты один обладаешь силой противостоять заклинанию. Ты не сможешь преодолеть его магическим путем. Ты должен осознать, что она опутала тебя иллюзиями. Это единственный путь.

— Боль я себе не придумываю, — с горечью произнес он, глядя на покрывало, где лежали его ноги и сидела маленькая птица.

Ливианна вспомнила о мучениях, ставших ценой за знания, полученные от Махты Нат. Она еще очень хорошо помнила, как мастерски искажала реальность наделенная душой бузина, толкая на грань безумия. Она пришла к бузине не одна. Некоторые не выжили. Другие пришли в отчаяние от того, что сделала с ними Махта Нат. Внезапно ее охватила ярость из-за сына. Он удивил ее. Стал необыкновенным после того, как она от него отказалась. Но теперь он перестал бороться... Значит, она все же не ошиблась в нем. Ему присущ изъян слабости!

Ливианна поднялась. Взгляд ее упал на голенище сапога, торчавшее из-под кровати. Может быть... Она взяла сапог. Может быть, она сумеет помочь.

— Посмотри на сапоги!

Гонвалон не поднял глаз. Ливианна раздраженно отбросила в сторону покрывало. Деряба, возмущаясь, убралась в безопасное место.

— Просто смотри на сапоги, — сказала она и натянула первый на правую ногу Гонвалона. Она не стала натягивать его слишком высоко, чтобы узкое голенище не коснулось настоящих ран и не сорвало корочку. Надела она и второй. — Ну, что ты видишь?

Он по-прежнему смотрел безучастно, но с его лицом что-то происходило.

— Ты больше не видишь сапог? По-прежнему смотришь на свои культи? Как это может быть? Думаешь, я заставила сапоги исчезнуть?

Гонвалон наклонился и ощупал ноги. Зажмурил глаза.

— Их нет. Это... Я не могу...

— Да, она настоящий мастер. Сделала тебя рабом своего заклинания иллюзии. Хочешь весь остаток своих дней быть рабом?

— Я не вижу их. Я не могу их коснуться. Я ничего не чувствую?

— Сейчас ты встанешь! — Ливианна протянула ему руку.

Он помедлил еще удар сердца, затем свесил ноги за край кровати, оперся на нее и встал. Ноги его подкосились, он упал ей на руки.

— Я не чувствую пола.

Это он произнес совершенно нормальным голосом. Ну, хоть скулить перестал.

— Ты научишься ходить заново. Научишься, чтобы жить. Ты Гонвалон. Твое имя — легенда. Ты не сдашься.

— Нандалее... — Он поглядел в окно. — Она где-то там. Я найду ее, — он напрягся и раскинул руки в стороны, чтобы удержать равновесие. — Я найду ее, — снова, на этот раз с нажимом, произнес он. А затем пошел вперед. Сделал всего один маленький, крохотный шаг.

Ливианна улыбнулась. Борись, сын мой, подумала она. Борись!

Талавайн положил в ручей семнадцатый цветок. Кружась, он поплыл прочь по воде. Эльф стоял на коленях на большом камне на берегу. Он был один. Дворец находился на расстоянии дня пути. Он выпрямился, расправил плечи и поглядел вслед уплывающим цветам. Белоснежным. Совершенным. Он потратил многие часы на то, чтобы отобрать их и — аккуратно уложив на влажный шелк, — упаковать в шкатулки из стружек, чтобы они без вреда для себя перенесли путешествие сюда. На подбор цветов у него ушло больше времени, чем на выбор дам для того злополучного путешествия. Поехали те девушки, для которых это что-то значило. Которым хотелось на несколько дней оставить гарем. Статус которых повышался из-за того, что их включили в список тех, кому, возможно, во время этого путешествия удастся провести часок с правителем. Талавайн точно знал, что Аарон не позовет к себе ни одну из них. Он догадывался, кто сушит сердце правителя. По крайней мере, ему так казалось. Пока что он еще не осмелился заговорить об этом с Аароном.

Он здесь затем, чтобы шпионить за бессмертным Аароном, напомнил себе эльф. А еще в его задачу входит приносить вред и сеять смуту. В принципе, он мог бы быть весьма доволен результатом путешествия в Изатами... Но, увидев лежащих во дворе рядами молодых девушек, он почувствовал себя виноватым. Он сам повел их на смерть. Семнадцать девушек, исполненных надежд. Их желания были частью его циничного расчета — точно так же, как в случае с Айей. Он знал, что их мечты не исполнятся. Но никогда не думал, что дойдет до такого!

Он не виноват! Он не должен чувствовать себя таковым. Не должен настолько сильно терять внутреннее равновесие и отстраненность. Его учили делать подобные вещи. Он должен, как и прежде, избавляться от этого, проводя несколько часов в своем саду. Обрезая или подвязывая ветку, добиваясь гармонии и совершенства...

Но на этот раз он сделал все наоборот — опустошил свой сад. Лишил его самых прекрасных цветов. Это должно стать для меня предостережением, подумал он.

Его сад был отражением его души. Внутренней гармонии, одного из самых драгоценных цветов. Не пристало ему думать о мести из-за нескольких погибших детей человеческих. Да кто они такие? Отродье девантаров! Заклятые враги.

Семнадцать цветов исчезли вдали. Унесенные рекой судьбы, как и девушки. Он тоже должен просто исчезнуть. Он слишком долго был при дворе Аарона. Он утратил отстраненность.

Талавайн знал, что драконы не позволят ему отказаться от всего и вернуться в Лазурный чертог. Он поднялся слишком высоко, и это обстоятельство вскоре обречет его на гибель. Он находится слишком близко к девантарам. Просто чудо, что его до сих пор не раскрыли. А чудеса длятся не вечно... Как и все, кто покидал Лазурный чертог, он был готов к тому, что его могут подвергнуть допросу. Смерть его не пугала. Ужас вселял лишь крайне чудовищный способ умирания. Дети человеческие, которым приходилось наблюдать за этим, не забудут этого до конца своих дней. Но это не утешение!