Бернхард Хеннен - Логово дракона. Обретенная сила

Жалобные звуки давным-давно стихли. Когда оставшиеся полосы тумана унес прочь мягкий бриз, не осталось почти ничего. Мех самца и детеныша покрылся мелкой изморозью. В истоптанном снегу лежал камень, настолько маленький, что ОН мог спрятать его в СВОЕЙ ладони.

Чародей с любопытством наклонился. Поразился тому, насколько легким оказался лежащий в ЕГО ладони камень. Его не окружала никакая магическая аура. Он выглядел точно так же, как обычный серо-коричневый обломок скалы. И, несмотря на это, в нем заключалась огромная сила. В нем таилась сущность самки мамонта. Все, что ее составляло: ее жизненная сила, ее душа. Все это было освобождено от придатка плоти. Она была заключена в этом камне. Вырвана из цикла смертей и рождений. Она целиком и полностью принадлежала ЕМУ. Или потеряна на веки вечные, если ОН решит выбросить камень. Никто не сможет найти его. Если не знать о его тайне, он ничем не будет отличаться от бесчисленного множества других обломков скал.

Он сжал камень в кулаке, не зная, что с ним делать. Оставить себе и исследовать? Попытаться освоить его силу?

ОН бросил быстрый взгляд на самца и поразился тому, сколько чувства может отражаться в глазах животного. Печаль и безграничный гнев. Если ОН отпустит самца мамонта, этот колосс просто втопчет ЕГО в землю. Сотрет в порошок.

В глазах детеныша ОН не увидел ничего, кроме безотчетного страха.

— Может ли животное любить? — ОН подошел вплотную к самцу, чувствуя на лице его теплое дыхание. — Она погибла ради великого дела, понимаешь? По-своему помогла спасти наш мир, — ОН заставил самца опуститься перед НИМ на колени.

Мамонт боролся против ЕГО воли. Огромные глаза были распахнуты настолько широко, что можно было увидеть пронизанный кровавыми прожилками белый ободок вокруг зрачка.

— Поэты выдумали цветастое изречение относительно того, что наши возлюбленные всегда живут в наших сердцах, — ОН заставил мамонта полностью лечь на землю. Приказал ему повернуться на бок. При этом ОН поглаживал высокий лоб животного. Отчетливо чувствовал крепкие кости черепа. ОН закрыл глаза. Сосредоточился на теплой плоти под шерстью. На крови, пульсирующей в тонких артериях. На костях. Увидел пористую структуру с гладкой известковой поверхностью, почувствовал углубление подо лбом. Там росли доброкачественные костные опухоли. Углубление было достаточно большим.

ОН сосредоточился и легонько коснулся лба пальцами. Под прикосновением расступились шерсть, кожа и плоть. Даже кость раскрылась под его рукой. ОН вложил маленький камень, эссенцию жизни самки мамонта, в углубление во лбу. Силой мысли заставил костяные опухоли расти. Они обрамили камень, словно украшение, и стали удерживать его на месте.

Он медленно убрал руку. Кости, плоть, кожа и шерсть вернулись на свое место. Не пролилось ни едйной капли крови.

— Боюсь, теперь всю оставшуюся жизнь она не выйдет у тебя из головы, — произнес ОН с самодовольной улыбкой.

Затем ОН отошел от самца и посмотрел на плод своего труда с некоторого расстояния. Вмешательство не оставило никаких следов. Теперь все зависело от того, насколько сильно изменились магические связи. ОН сделал медленный выдох, выпуская напряжение, открыл СВОЕ Незримое око. Получилось! Магическая аура самца хоть и слегка нарушилась, но все снова придет в норму. А камень остался сокрыт от ЕГО взгляда.

Там, где умерла самка мамонта, симметрия и течение магических сил изменились очень сильно. Даже ученик, впервые открывший свое Незримое око, заметил бы изменение. Это тоже было вполне ЕМУ на руку.

И, вполне довольный, ОН оставил обоих животных.

С сумерками белый туман из леса опустился на озеро, над темной водой стало тише. Ливианна окинула взглядом зачарованный пейзаж. Тысячи фламинго стояли на мелководье у песчаных отмелей. Белые и розовые, на длинных тоненьких ножках. Стихло их кряканье. С туманом и сумерками на птичью колонию снизошел мир. Хорошее место, чтобы умереть.

Эльфийка прижала маленького мальчика к груди. Восемнадцать лун дарила она ему себя. Восемнадцать лун, исполненных радости и надежды. И тревоги. Лишь один-единственный раз оставила она его за это время, когда ее позвал к себе наставник. Она пошла с тяжелым сердцем, ей хотелось уединиться от мира. Хотелось полностью принадлежать своему сыну. Она окутала его заклинанием, чтобы защитить от животных в джунглях, погрузила его в магический сон. Он не скучал по ней. Задремал, когда она ушла, и проснулся, когда она вернулась. И, несмотря на все это, она воспринимала это как предательство. Она ведь хотела полностью принадлежать ему.

Он довольно забулькал, не замечая, как тяжело у нее на сердце. Ливианна не дала ему имени. Эту ошибку она совершила только в первый раз.

Погладила его по голове. Голова была как у нее. Слегка удлиненный сзади череп. На первый взгляд не заметно, но она заметила это сразу после рождения. Ливианна знала, что это может быть последствием родов. Он так тяжело рождался на свет.

Неподалеку отсюда в хижине, которую она построила для них обоих.

Ливианна вспомнила кровь на утоптанном глиняном полу. Свое счастье, когда она положила его к себе на обнаженную грудь и увидела необычную форму его черепа.

— Минго... — тихо произнес он. Ему нравились большие птицы. Некоторые из них оставались здесь круглый год. Но в таком количестве они прилетали на озеро только тогда, когда приходило время для перелета.

— Минго, — сказала и она, с трудом проглотив комок в горле. Она крепко прижала мальчика к себе, ее правая рука сейчас лежала на его груди. Она чувствовала слабое, неровное сердцебиение. Ливианна не открывала свое Незримое око. Она слишком хорошо знала его ауру. И свою беспомощность. Она изучила искусство драконов и ходила по темным тропам Махты Нат. Она была чародейкой, но своему сыну помочь не могла. Вся ее сила не спасет его. Он слаб. Ни в коей мере не соответствовал ее требованиям. Ни физически, ни в способностях к магии. Он никогда не сумеет сплести заклинания.

Она попытается снова, через два, быть может, три года, когда раны на ее душе затянутся и останутся только шрамы. Он был ее одиннадцатым ребенком. Трое стали чародеями, а один к тому же талантливым убийцей. Ее народу нужно еще много чародеев! Каждая эльфийка должна родить ребенка для будущего.

— Минго спят, — довольно объявил ее сын и зевнул. Теперь он держался левой рукой за одну из прядей ее волос. Он был прав. Большинство птиц спрятали голову под крыло.

Над озером плыл туман. Уводил птиц в неизвестность. Стирал розовый цвет и сливался с белым. Ливианна закрыла глаза. Почувствовала тепло ребенка. Приятное чувство. Он так бесконечно доверяет ей. Утром, когда она склонялась над его кроваткой, а он уже не спал, он улыбался ей такой бесконечно счастливой улыбкой... Никто так больше не улыбался. Даже ее любовники, когда они просыпались вместе на ложе после первой ночи.