Бернхард Хеннен - Битва королей. Огонь эльфов

Прошло немного времени, и они достигли улочки, в конце которой располагалась широкая площадь, над которой возвышался шпиль храма Бальбара.

— Ты не хотела, чтобы я шел туда, правда? — спросил Олловейн.

— Правда, — коротко ответила Ганда.

— А почему?

— В честь бога они сжигают там маленьких девочек. И при этом называют их невестами бога! Это отвратительное представление называют свадьбой! Я не хотела, чтобы ты видел это. После того как ты так отреагировал на кошек в гавани, я боялась, что ты можешь завестись. И я не слишком ошибалась, не так ли?

Олловейн не ответил. По его лицу нельзя было понять, о чем он думает. Путешественники ступили на площадь. В центре возвышалась статуя высотой более десяти шагов. Она изображала сидящего на троне мужчину с длинной бородой клином. Руки статуи были странно вывернуты и лежали на коленях. Божок сложил их ладонями вверх. Там возилась группа священнослужителей; по деревянной, украшенной венками цветов платформе они поднялись к раскрытым ладоням Бальбара.

Голова идола была слегка запрокинута, рот широко открыт, точно он хотел крикнуть что-то небу. Из отверстия валил темный, окрашенный красноватыми отблесками огня дым.

Священнослужители подняли что-то продолговатое, завернутое в белые ткани и бросили это в пасть идола. Что бы они там ни предавали огню, подумала в ужасе Ганда, размерами оно было примерно с лутинку.

— И они делают это каждый день? — сдавленным голосом произнес Олловейн.

— Да. А когда считают, что бог на них гневается, то празднуют сразу несколько свадеб в день. Искендрия — небезопасное место для маленьких девочек.

Эльф пристально поглядел на лисьехвостую. О чем он думает? Спрашивает себя, почему она приняла образ маленькой девочки? Она ведь понятия не имела…

— Уведи нас отсюда, Ганда. Не хочу провести в этом городе ни единого лишнего часа.

Лутинка огляделась в поисках колонны с выпрыгивающим из воды дельфином. Несмотря на то что площадь была посвящена Бальбару, были здесь и статуи других богов. Дельфин был супругом морской богини Бессы, мирным существом. Он помогал штурманам найти правильный путь в опасных водах, во многих историях рассказывалось о том, как он спасал потерпевших кораблекрушение.

Наконец Ганда обнаружила изображение дельфина: статуя возвышалась с их стороны площади. Она была рада, что не придется проходить мимо статуи Бальбара. Первая широкая улица, отходившая от площади за статуей дельфина, вела к дому Сем-ла — так говорила ей Эмерелль.

— Я сожалею о своей шутке в гавани, — вдруг сказал Олловейн.

Лутинка посмотрела на своего загадочного спутника. Нет, она никогда не поймет этого эльфа.

— О чем ты говоришь?

— О торговце жертвенными животными в гавани. Ты же знала, что они приносят своим богам в жертву не только белых кошечек и быков, не так ли? Я понятия не имел, что белокожих девочек тоже… Я… Мне жаль. — Мастер меча по-прежнему прижимал к ране платок; легкая ткань полностью пропиталась кровью.

Лицо эльфа казалось напряженным. Он страдал, но не от раны. Он отводил взгляд. Остроухий, который стыдится лутинки! Ни о чем подобном Ганда не слыхивала. Вообще-то он заслужил еще немного мучений, но по каким-то неясным причинам ей было жаль Олловейна. Ей, всего пару дней назад готовой спокойно наблюдать за тролльским штурмом замка Эмерелль и убийством всякого эльфа, который попадет под руку серокожим.

— Я знала это с первого дня путешествия на корабле. Капитан и его ребята… Ночью они хотели схватить тебя и бросить в море. Они думали, что ты отправляешься в Искендрию, чтобы продать меня священнослужителям Бальбара. Наверное, так бывает нередко. Поэтому я выдумала о тебе ту безумную историю.

Лисьехвостая увидела, как напряглись мышцы на лице эльфа.

— Значит, ты действительно сделала это ради моей безопасности.

— Если бы ты мог взять наконец в толк, что мы, лутины, не каждый раз открываем рот, чтобы солгать, то мы с тобой могли бы уживаться гораздо лучше.

— Похоже, я еще и извиниться перед тобой должен. — Его голос стал холоднее. — Мне жаль, что я относился к тебе несправедливо. — Было видно, что эльфу стоит немалых усилий заставить себя произнести эти слова. На лице его не отражалось раскаяние. Это было чистейшей воды лицемерное признание.

Ганда обрадовалась, заметив наконец дом с широкой лестницей, о котором говорила Эмерелль.

— Мы пришли. — Она указала на ступени.

Жилище Сем-ла по сравнению с другими домами снаружи не производило особого впечатления. В обращенном на улицу фасаде не было окон. Не было и украшений, не считая большого панно, изображающего корабли с надутыми парусами, окруженные различными морскими животными.

Ганда ненавидела лестницы. Закладывая расстояние между ступеньками, архитекторы никогда не думали о коротких ножках кобольдов. Допустим, в мире людей при отсутствии кобольдов это простительная ошибка. Но ситуация в Альвенмарке не лучше, а ведь там каменотесами и архитекторами зачастую были именно кобольды! Но таковы уж в своем высокомерии эльфы. Они не тратят время на размышления об удобстве слуг, которые чаще других обитателей дворца носятся вверх и вниз по лестницам.

Ступеньки вели к массивным двустворчатым дверям. Тяжелое дерево было украшено инкрустациями из жемчуга и слоновой кости, складывавшимися в изображения дельфинов и кораблей. Перед воротами замер высокий темнокожий человек, слуга с обнаженным, обмазанным маслом торсом, руки которого были перехвачены золотыми браслетами в форме змей.

— Скажи своей госпоже, что ее королева шлет ей послание. — Ганда говорила на языке Искендрии и вызывающе отчетливо произносила каждое слово.

Страж пристально оглядел гостей. Рана Олловейна заставила его нахмуриться. Наконец слуга кивнул и открыл двери. Он провел путников в холл, где серебряный фонтан источал желанную прохладу. В воздухе витал аромат корицы и сандалового дерева. Небольшим язычкам пламени в масляных лампах не удавалось разогнать полумрак комнаты.

Провожатый молча указал на каменную скамью у стены и торопливо удалился.

Ганда широко распахнутыми глазами огляделась по сторонам.

— Думаю, мне понравилось бы быть посланницей Эмерелль в мире людей.

Ответ Олловейна удивил ее:

— Если я правильно помню, королева наказала Сем-ла — или, точнее говоря, Валинвин. Находиться здесь — это не милость. Эльфийка — изгнанница.

Лутинка рассматривала дорогую мозаику на полу. Если ты эльф, то, очевидно, можешь позволить себе все. Жить здесь — это не наказание! Ганда подумала о том, как ее собственный народ неустанно путешествует на рогатых ящерицах. Никогда не знают лутины, где будут жить в следующую луну. Единственное, в чем они уверены: куда бы они ни отправились, их нигде не встретят с распростертыми объятиями. Тот, кто звал к себе лутина, зачастую намеревался провернуть темные делишки и изо всех сил старался, чтобы его не видели с лисьехвостыми. Поэтому хитрые кобольды, несмотря на то что улаживали дела к вящему удовольствию заказчика, никогда не могли рассчитывать на его искреннюю благодарность.