Анатолий Патман - Обретение

Я еще с детства любил подолгу бродить по лесу, где всегда веяло небесным спокойствием и тишиной. Чистейший весенний воздух, вливаясь в легкие, придавал новые силы, помогая не чувствовать усталости и оставаться как и прежде свежим и спокойным. Снималась, исчезала любая боль как под чудодейственной рукой сказочного волшебника. На душе становилось легко и радостно.

Найдя подходящую березу, прямо на окраине леса, я топором сделал неглубокий надрез в шершавой коре и подставил снизу котелок.

— Прости меня, милая березка. Я только чуть–чуть, немного попробую твоей волшебной водички, — пришлось извиниться мне перед лесной красавицей, пока немножко голой.

Светлый сок сразу начал сочиться откуда‑то из глубины, затем маленьким ручейком потек вниз по коре, словно слезы с девичьих глаз. Как я залпом выпил свежий сладковатый напиток, так сразу откуда‑то появилась бодрость, сила. Давно же не пил ничего такого!

Как я помню, выше по просеке было небольшое озеро. На его берегах мы с ребятами соорудили блиндажи и играли в них в войну. А на деревьях среди густой листвы прятались наблюдательные вышки. Что‑то меня потянуло туда. Долго–долго поднимался я наверх по просеке, затем, пройдя густые заросли низкорослой осины, вышел на прошлогоднюю вырубку. С детства на этом месте, среди высокого густого леса, мы, ребятня, собирали чернику и другие ягоды, грибы, где, бывало, гуляли и просто так, зимой же любили кататься на лыжах. А теперь только замшелые пни вперемежку с свежими, и негустые заросли малины, нашедшие себе место среди рослого кстарника, оставшегося после рубки, встретили меня. Я пошел дальше по заросшей прошлогодней и за зиму слежавшейся высокой травой лесной дороге. Высокий смешанный лес снова сменился вырубкой, заросли осины березняком вдоль неглубокой ложбинки, молодой сосновый бор в свою очередь прервался глубоким оврагом. Когда‑то мне в этом лесу были знакомы чуть ли не каждый уголочек, каждая полянка и новые посадки, а теперь же совершенно не узнавал вроде и знакомых мест. Наконец я добрался до обширной болотистой полянки, густо покрытой прошлогодней выцветшей травой. Удивительно, но в некоторых местах в обилии торчали голые верхушки каменных валунов, по всей видимости, поглощенных ненасытным болотом.

Странно? Я до сих пор считал, что знаю практически всю округу в нескольких километрах от своей деревни, но такого места не видел никогда. Ей богу, не было в нашем лесу никаких развалин. Никто никогда не заикался об этом. Насколько мне помнится, даже этой полянки никогда не видел. Да и трава какая‑то странная, непохожая ни на что.

Тем не менее, здесь было уютно. Деревья густой стеной окружали поляну почти правильной окружностью. А в середине, в полукруглой возвышенной части, похоже, даже было сухо. И повсюду под проснувшимися деревьями весенние цветы нестройной и негустой толпой тянулись к небу, к яркому теплому солнцу. Удивительно, но на самой поляне их не было.

Уставшее тело требовало отдыха. И я, предвкушая покой, направился в самый центр, где как раз лежал большой плоский полукруглый камень, и по–молодецки закинул свое тело на него подальше от края. И сразу же потерял сознание…

Не знал же я, что этого делать не следовало ни в коем случае… Невезенье…

Очнулся я быстро, так быстро, как пролетает время, когда ты его не замечаешь. Хотя как знать? Или как после крепкого сна? Только–только лег спать, и уже проснулся. Кажется, прошло немного времени. Всего одно мгновение, чуть–чуть! А ведь‑то фактически, ого — го, сколько же секунд, минут, часов пролетело. И, главное, совершенно незаметно! Уйма времени моей жизни! Ушел я в лес утром, а сейчас, похоже, уже близился вечер. По крайней мере, солнце висело очень низко над землей, и видимо, готовилось уйти на ночь, на покой.

Так вот, очнулся я в гордом одиночестве, и где бы вы думали, среди каких‑то исторических или доисторических развалин! То есть сначала мне показались или предвиделись только какие‑то то ли камни, то ли валуны разной формы. И, почему‑то, теплые. Даже земля приятно отдавала теплом. А затем посыпались тридцать три несчастья! На мою бедную голову! Эти камни были самых разных и правильных геометрических форм. Тут и там виднелись круглые, прямоугольные, квадратные, угловатые и другие плиты, валуны, блоки и еще черт знает что. Многие из них были разбиты. Некоторые, странно, изменили свою форму. Казалось, эти камни сначала плавили и только потом из них вылепили что‑то. Но больше всего валялось кусков обыкновенной щебенки. Совсем недалеко виднелись остатки стены, сложенной явно из блоков, больших, чем стандартные из керамзитобетона или гипса. Да и я сам лежал рядом с какой‑то полукруглой плитой. Только вот что удивительно! Как будто все кругом выжжено адским огнем. В некоторых местах у камней даже были оплавлены углы, выступы. Это чем же их так? И нигде ни травинки, ни кустиков, ни какого‑нибудь самого захудалого деревца.

Да, вот попал‑то, так попал. Как в книгах. Сходил в лес за жердями, называется. Вот, повезло! Такое везенье, как мертвому подарок! И что со мною будет дальше? Что, прямо тут и придется остаться среди голых камней? Может, здесь еще только динозавры и обитают? И не останется от меня ничего, даже костей! И такая тоска сжало сердце, что я, наверное, чуть не умер. Не помню, сколько же я валялся так безвольной куклой среди развалин. Мне было все равно. Какое‑то безразличие окутало меня. Мысли бесцельно скакали с одного на другое, ни на чем не останавливаясь надолго. В конце концов, похоже, я просто заснул.

И во сне я слышал голос. Нет, Голос!

— Еще один неразумный! Откуда же он здесь появился? Ах, да! Портал! Да! Похоже, теряю навыки. Еще бы, сколько веков в забвении. Ладно, себя еще не забыл. Хорошо, что хоть какие‑то остатки неразумных не потеряли веру в меня. Только мало Силы от них! Вот хотя бы один храм в мою честь. Тогда и Силы можно накопить больше. А сейчас? Чуть последние Силы не потерял! Да, ошибка вышла! Надо было сдержаться. Столько Сил зря потратил. Не выдержал. Поганцы! Думают, что меня уже нет, и не боятся. Испоганить мой храм!? Кощунство! Так им и надо!

Наверно, я в раю! Голос слышу какой‑то. Кто же там разговаривает сам собой? Может, это я сам? Нет, голос чужой и очень торжественный. Ну, прямо, наш сельский священник, отец Геннадий! Только не помню я уже его голос. Много времени прошло. Батюшка умер, когда я был на севере. И видел его последний раз опять же пару лет до смерти. И на похоронах не присутствовал. Не мог. Был далеко. Только на поезде надо было ехать четверо суток. И с работы не отпустили бы все равно.