Стивен Эриксон - Увечный бог

- Он в толпе? - воскликнул Тарр. - Дыханье Худа!

Улыба встала и, пьяно шатаясь, подошла к мертвому капралу. Вынула нож. - Неправильно, - буркнула она, становясь лицом к толпе. - Мы охраняем пустые фляги, поняли, уроды?!

Кто-то крикнул: - Не мы, морпех. То была банда кулака.

Бутыл сморщился. "Блистига. Боги подлые!"

- Просто отстаньте от нас, - сказала Улыба и отвернулась.

Вернулся Каракатица, поймал взгляд Тарра и как бы случайно погладил висящий под рукой арбалет.

Сержант обратился к бурлакам: - Натягивай веревки, солдаты - давайте снова ее сдвинем.

Улыба сказала Бутылу: - Убивать своих - неправильно.

- Согласен.

- Ты встал за спиной. Спасибо.

Он кивнул.

Толпа пехотинцев таяла. Фура начала двигаться, взвод пошел рядом. Трупы скоро оказались позади.

- Безумие, - сказал вскоре Корабб. - В Семи Городах...

- Не нужно рассказывать, - прервал Каракатица. - Мы там были, не забыл?

- Нет. Просто сказал. Безумие жажды...

- Это было спланировано.

- Капрал - да. Но не дурак, напавший на Корика.

- А те, что лезли сзади? Спланировано, Корабб. Чей-то приказ. Не безумие. Ничего подобного.

- Я же о регулярах позади. Сползаются на запах крови.

Никто не стал отвечать. Бутыл заметил, что еще сжимает меч и со вздохом его спрятал.

Курнос взял рубаху с пятнами крови и затолкал за ошейник кожаного ремня, защищая шею - кожа уже стерлась, над ключицей показалось сырое мясо. Кто принес ему теплую, мокрую рубаху и чья на ней кровь, ему было не интересно - он уже добавил собственной.

Фургон тяжел. Еще тяжелее теперь, когда дети уселись на груде провианта. Но... их много, а тяжесть вполне терпимая. Потому что одна кожа и кости. Ему не нравилось об этом думать. В детстве выпадали голодные времена, но папаша всегда приносил что-нибудь своим мальцам (среди которых Курнос был самым мелким). Ошметки. Но есть можно было. А мамаша уходила с другими мамашами на несколько дней и ночей, возвращалась иногда побитая, иногда в слезах - но на столе лежали монеты, и монеты превращались в еду. В такие времена папаша имел обыкновение без конца ругаться.

Но делал все, чтобы прокормить мальцов. "Мои клевые мальцы", любил он говорить. А спустя годы, когда гарнизон ушел из города, маме уже не удавалось зарабатывать привычным путем, но папа стал гораздо счастливее. Старшие братья Курноса уже пропали - двое на войну, а третий женился на вдове Карас, которая была на десять лет старше и которую Курнос втайне любил до безумия, и хорошо, что он сбежал, ведь братцу не понравилось бы, что он делал с пьяной Карас за амбаром - а может, и понравилось бы. Так или иначе, было весело...

Он увидел впереди мальчишку. Несет мешок. Руки в крови, он их лижет.

"Ты мне рубашку принес?" - Нехорошо, малец, - сказал он. - Не пей кровь.

Мальчишка нахмурился и продолжил облизывать руки, пока они не очистились.

... и он потом слыхал, что одного братца убили под Натилогом а второй вернулся с одной ногой, а потом пришли пенсионы и папа с мамой перестали нуждаться, особенно когда Курнос сам записался и посылал две трети жалования домой. Половина шла папе и маме, а вторая треть брату и жене, ведь он чувствовал вину за ребеночка и вообще.

Все же нехорошо, когда голодают юные, а особенно до истощения. Папаша любил говаривать; "Ежли не можешь кормить, так не делай. Гордый шест Худа, не нужно быть гением, чтоб это понимать!" Точно, не нужно. Вот почему Курнос продолжал кормить своего недоноска и кормил бы, если бы их не изгнали, сделали вне закона и дезертирами и всеми теми именами, какими зовут военных, ежли они делают не то что приказано. Но сейчас тот малец должен уже вырасти и работать, да и братец уже не сулит награду за голову Курноса. Может, все стало спокойно, пыль улеглась.

Приятно так думать. Но теперь он пошел и упал в любовь к Поденке и Острячке, и разве это не глупо, раз их две, а он всего один. Не то чтобы тут была проблема. Но у женщин насчет этого причуды. И насчет многого еще, вот отчего с ними одни проблемы.

Женщина справа споткнулась. Курнос выставил руку и поднял ее на ноги. Женщина пропыхтела спасибо.

Ну, женщины. Он только и думает о...

- Ты Курнос, да?

Он глянул сверху вниз. Невысокая, с большими, сильными ногами - ну, не повезло ей нынче. Раньше от таких ног мужики слюни пускали, а теперь запрягли ее в... - Да, это я.

- Заглянуть хотел, да?

- Нет.

- Слышала, тебе одно ухо два раза откусили.

- И?

- И, э... как такое возможно?

- Не спрашивай. Во всем Вздорр виноват.

- Непотребос Вздорр? Ты с ним сражался?

- Может быть. Береги дыхание, солдат. Видишь того мальца? Ничего не говорит, потому как умный.

- Потому что не знает малазанского.

- Отговорка не хуже любой другой. Да ладно, тащи себе и думай о приятном. Отвлекайся от неприятного.

- А ты о чем думаешь?

- Я? О бабах.

- Точно, - сказала она странно холодным тоном. - Догадываюсь, мне стоит подумать о красивом и умном мужике.

Он улыбнулся. - Чего тут думать? Один такой как раз рядом идет.

Мальчик убежал и вскоре принес еще одну тряпку, и Курнос смог остановить кровотечение из носа.

Как любил говаривать папаша, "пути женщин не сообразишь". Тем хуже. Она была таки красивая, и что еще лучше, могла бы шкуру с бхедрина содрать. Бывает ли комбинация сексуальнее? Он так не думает...

- Думаешь, я какой-то прокаженный. Но не моя вина, что я был мертвецом, и если тот, кто был мертвецом, лучше переносит жажду... ну, не знаю.

- Я конденсирую все, что попадется, - ответил Баведикт. - Потому еще и держусь.

Еж подозрительно поглядел на алхимика и пожал плечами: - Кажется, весь день спорить можно.

Баведикт открыл рот, но тут же закрыл.

- Как котята?

- В полном порядке, Командор.

- Нам хватит?

- Если бой будет не один? Трудно сказать. Мне приятнее думать об одной битве, чтобы использовать всё и не скупиться. - Он оглянулся на карету. - Я тут размышлял о стратегии, сэр, с учетом алхимических... э... котят. Не думаю, что следует экономить. Фактически нужно противоположное. Заполните все поле, поразите их так сильно, чтобы в ступор впали...

- Что, всю ночь спорить можешь? Слушай, мы всё продумали уже годы назад. Стены и волны, так и назвали. Стены, когда вы удерживаете строй или позицию. Волны, когда наступаете. Нет смысла придерживать припасы, разве что один - именной, понимаешь? Любой сапер тебе скажет: если ты не убьешь их, они убьют тебя очень скоро. С гарантией. Мы говорили "расхолодят".

Баведикт снова оглянулся, поморщился, смотря на топающие рядом с повозкой группы солдат. Сержантам нехорошо. Худеют, но явно не улучшают здоровье. Сзади идут хундрилы с лошадьми... "я не всю правду рассказал Ежу. Накачал не только волов, но кто бы мог подумать, что они заметят..."