Олег Кожин - Охота на удачу

Со стороны могло показаться, что обиженная женщина звонит родственнику или другу, чтобы пожаловаться на несправедливость, царящую в нашем несовершенном мире. Настоящие странности начались, когда, устав от постоянной занятости абонента, продавщица спрятала телефон обратно в бездонный карман передника. Крепко ухватившись за крышку холодильника, тетка не стала сдвигать ее в сторону, а резко рванула вверх. В это мгновение она выглядела как тяжелоатлет, пытающийся оторвать от земли неподъемный снаряд. И дело было не только в широкой стойке и уверенном хвате. Пытаясь открыть крышку вопреки ее устройству, продавщица прилагала невероятные усилия. Синими пульсирующими червяками поползли по вискам вздувшиеся вены. Капли пота проступили на узком лбу, через переносицу стекая на свиные глаза и дряблые щеки. Затрясся жир массивных рук, напрягающихся в нечеловеческом рывке.

Казалось, еще немного, и, не выдержав такого напора, оторвется вся верхняя часть холодильника… Но вместо этого крышка действительно откинулась назад, выпустив в жаркий воздух облачко морозного пара. С облегчением выдохнув, мороженщица облокотилась на холодильник, переводя дух. Руки ее все еще подрагивали. Однако долгий отдых явно не входил в планы их хозяйки. Как ныряльщик, делающий «щучку», огромная тетка с неожиданным для ее габаритов проворством впихнула в холодильник верхнюю половину тела. Такой трюк она проделывала, когда искала маленькому жиденку пломбир, — точно так же исчезли в небольшом холодильнике сперва руки, затем обвислые груди и нечесаная рыжая голова.

А потом случилось невероятное. Оставшиеся снаружи слоновьи ноги оттолкнулись от асфальта, подбросив неподъемную задницу в воздух. На мгновение мелькнули толстые икры, утянутые корректирующими чулками, и тут же исчезли в недрах портативного уличного холодильника, который никак, совершенно никак, абсолютно никак не мог вместить в себя взрослого человека такой комплекции. Спустя еще какое-то мгновение сама собой захлопнулась крышка, точно задраившийся люк уходящей на глубину субмарины. Одинокий холодильник сиротливо остался стоять в тени разросшихся тополей. И будьте уверены, даже если бы на него наткнулся человек, гораздо менее высокоморальный и честный, чем вы, даже в этом случае его содержимому ничего не угрожало. Каждый мелкий хулиган Сумеречей знал, что связываться с Халей-мороженщицей — себе дороже.

К полудню солнце перестало растягивать румяные щечки в ласковой улыбке, показав свое истинное лицо: лицо раскаленной звезды, точно голова горгоны Медузы, обрамленное извивающимися протуберанцами. Оно обрушивалось на Сумеречи, как огромный паровой молот, щедро раздавая неосторожным горожанам тепловые удары. Съеживалась, теряя насыщенный зеленый цвет, листва на деревьях. Выкатив розовые языки, тяжело дышали бездомные собаки. В поисках тени псы рыли ямы в корнях деревьев, но высохшая земля не давала прохлады. Над городом летала сухая колючая пыль и запах разогретого битума.

Раскаленный воздух заставлял дрожать контуры зданий, отчего они казались гигантскими оплывающими свечками. Озверевшее светило огнедышащим драконом пролетело над улицами, разгоняя по домам даже самых безрассудных. Те, кто успел прикупить вентилятор или кондиционер до того, как они исчезли с прилавков, подставляли разгоряченные лица прохладному искусственному ветру. Менее прозорливые страдали, потели и молились о скорейшем закате. Город вымер.

Даже окружающий городскую больницу рекреационный сквер, традиционное место прогулок жителей близлежащих улиц, выглядел сейчас заброшенным и неухоженным. Обычно в полдень жизнь здесь кипела, но сегодня не просто замерла, а, казалось, закончилась вовсе. Медперсонал не сновал между корпусами с озабоченным видом, не сидели на лавочках выздоравливающие пациенты. Ни посетителей, ни дворников, ни праздных гуляк. Не видно было даже мальчишек на роликах, этим летом облюбовавших перила возле сквера. И только на заднем дворе среди контейнеров с мусором, наплевав на жару, обстоятельно копошилась любопытная троица.

Строго говоря, непосредственно в мусоре ковырялись только двое, похожие друг на друга низкорослые рыжие бородачи потасканного вида, известные среди коллег по цеху как Близнецы Семка и Ромка. Третий — Скоморох — высокий сухощавый мужчина с осунувшимся, вытянутым лицом, сидел на сломанном кресле, не принимая в работе активного участия. Закинув ногу на ногу, он лениво потягивал сигарету, судя по количеству высмоленных до самого фильтра окурков на асфальте — не первую. Чувствовалось, что окончательно расслабиться ему мешает лишь отсутствие у кресла спинки. Именно поведение выдавало в мужчине главного в тройке; одежда же его была такой же неряшливой и простой, как у подчиненных. Любой ткани мира Скоморох предпочитал джинсу. Даже сейчас, когда столбик термометра уверенно переполз за тридцатку, он не сменил свой обычный наряд на что-то более легкое, продолжая париться в плотных штанах и наглухо запахнутой куртке с длинным рукавом. Детали гардероба плохо сочетались между собой. Да и кому вообще может прийти в голову сочетать красный низ с зеленым верхом? Впрочем, Скомороха это волновало в последнюю очередь. Пусть мажорики одежку по моде таскают, а для него джинса, как была робой с момента изобретения, так робой и осталась. Не слишком маркая, удобная, долговечная. Прочная, опять же — хорошую джинсу даже крыса не сразу прокусит. А когда роешься по помойкам, столкнуться с крысой — плевое дело. Вытертую зеленую куртку Скоморох любовно украшал найденными металлическими значками и цепочками. Всем говорил, что это для дополнительной защиты (мелкие железяки с кольчужной плотностью покрывали ткань), на деле же причина была в его генетической любви ко всему звенящему. В самом деле, двадцать первый век на дворе, не носить же шапку с бубенцами? А так — хоть какая-то отрада для заблудшей скоморошьей души. Свой костюм Скоморох надевал на работу уже третий год и сносу ему пока что не видел. За это время появилась только одна синяя заплата на коленке, по глупости разодранной об угол мусорного ящика.

Из мусорного бака вынырнул Близнец-Семка. Несмотря на то что к рыжей бороде прилипла какая-то гнилая дрянь, лицо его сияло.

— Зацени, бригадир! — предъявил он Скомороху раскуроченные внутренности системного блока. — Не, живут же люди, а? Компутеры выбрасывают! А еще говорят, что в Европах лучше! Чем лучше-то? Вон, захотел — купил компутер, захотел — выкинул. Зажиточные, с-с-сцуки…

Последние слова коротышка цедил уже с ненавистью, начисто подавившей первичное восхищение от находки. Близнец-Семка вообще был существом крайне возбудимым, способным за долю секунды переходить из одного эмоционального состояния в другое, иногда диаметрально противоположное. Пожалуй, именно этим он больше всего отличался от брата, апатичного меланхолика, которого Скоморох считал (возможно, вполне обоснованно) умственно отсталым.