Войцех Жукровский - На троне в Блабоне

Я глубоко дышал.

Виолинка многозначительно подмигнула и жестом иллюзиониста, вынимающего за уши кролика из цилиндра, подняла капюшон с небольшой фигурки, и вместо Эпикурова ярко-красного гребешка и желтою клюва показалась милая усатая мордуля Мяучара!

Я наклонился покрепче обнять спасенного кота.

— Пришлось накинуть на него Директоров капюшон, — похвасталась принцесса. — Иначе не выбрался бы!

— Благодарю вас, дорогие друзья! — растроганно сказал Мышебрат. — До самого конца, даже с петлей на шее, я верил, вы придете на помощь!

— Все удалось только благодаря Мышику! — признал Бухло. — Да, тяжело, ничего не поделаешь, борьба не обходится без жертв, жизнь за жизнь. Откуда только у малыша столько мужества?

— А я, значит, в большие попал? — домогался похвалы Эпикур. — Как долбанул акиима в темя на петушиный манер, он сразу обмяк, и вы его связали.

— Да он уже был связан, когда ты налетел, — шутливо препиралась с ним Виолинка. — Ох, очень уж тревожусь за милого Мышика! Прямо слезы наворачиваются на глаза… А у меня ведь твердый характер, правда, летописец?

— Правда, Виола, ты не подкачала… А о Мышике сочиним песнь, мыши разнесут ее по всему миру… Мяучар! Он пожертвовал собой ради тебя! В благодарность за твое доброе сердце.

— Его дедушка был такой же, — добавил петушок.

— Весь Мышиков род славится отвагой! Мышик герой! Наверняка погиб, и немудрено — целое море топочущих ног… Вон Бухло: мужик что дуб — и то едва вырвался из давки!

— Наш Мышик памятника достоин, — с грустью сказал Эпикур, — Блаблаки обожают павших героев и памятники, денег не пожалеют.

— Непременно поставят памятник, хватит небось кусочка бронзы — самый маленький памятник в мире! Ведь, если сделать его побольше, получится не наш Мышичек, а целая крыса.

Мы сняли капюшоны и пошли вместе. Вполне сойдем за жителей Блабоны. Правда, большинство их давилось сейчас на рыночной площади.

— Помилуйте, дорогие мои! — послышался тоненький голосок. — Вы так красиво обо мне говорили… Я просто не решался объявиться раньше. Взволновался, понимаете… Трудно вас догнать, шагаете семимильными шагами…

Только тут мы заметили: под стеной, в тени, под кустиком засохшей травы что-то поблескивает. Мышик не только выбрался из-под топочущих по булыжнику ног, но и талер прикатил.

— Мышичек, ты чудо! — наклонилась к нему принцесса.

Талер ему не удалось поднять, а так хотелось положить монету Виолинке на ладонь!

— Это для королевы! Мы, мыши, презираем деньги, бумажные грызем на мелкие кусочки, а после валяемся в них…

Все потянулись к нему, каждый хотел его приласкать, в конце концов Мышик запищал:

— Не все сразу! Теперь-то я уж наверняка погибну!

Бухло, размахивая шляпой, подгонял нас, будто кур на ночлег:

— Бежим отсюда! Ведь мы лишь начали дело. Бульдоги привели в себя акиима, в ярости, что денег уже не вернуть, он будет мстить. Надо разойтись, мы обращаем на себя внимание.

— Я к маме! — крикнула Виолинка. — Теперь можно ей все рассказать. Она ужасно беспокоится. Пока, я убежала!

— А я по крутой лестнице на башню. Сейчас услышите мою трубу. Сверху видно все улицы. Встретимся ночью, после двенадцати, когда закончу службу…

— Ты же давно не королевский трубач, — удивился Мышик.

— Тем не менее по-прежнему остаюсь при столице. Даю сигналы с ратуши, кукареканьем приветствую зарю и провожаю заходящее солнце, а если где-нибудь пожар, поднимаю тревогу.

— А ты, кот? Не шатайся по улицам, многие видели тебя под виселицей. Не удалось талер ухватить, за твою шкуру постараются его получить!

— Пойду в замок. Король может не возвращаться в тронную залу, а я вернусь! Крышелаза лучше меня не найти. Встретимся ночью. Жду вызова.

— Не слишком ли близко к бульдогам и проклятому Директору? — забеспокоился я, однако усы у кота уже вызывающе топорщились, а хвост задорно торчал вверх.

— Под фонарем всего темнее. Разве станут они голову задирать, со службы все идут, втянув голову в плечи. Да и приставь хоть самые длинные лестницы, так припущу по кровлям, никто не осмелится ловить меня в моих владениях, — заявил кот с гордостью.

— Только, пожалуйста, не лезь на рожон, лихо не лежит тихо, — напутствовал его Бухло. — Спрячься в какой уголок потемнее да отоспись, впечатлений и так хватает. А ты куда, наш летописец?

— Я? К королю. Пора с ним серьезно поговорить о королевских обязанностях.

— Примет ли он тебя так — прямо с улицы?

— Обязан. Коли завел парикмахерскую, ничего другого не остается. Людишки к нему лезут — каждому приятно попользоваться королевскими услугами, понаблюдать в зеркале, как вокруг него король увивается, сунуть ему в карман за труды один кукиш на чай.

— Найдешь ли дорогу?

— А у меня кончик языка за проводника. Да что там, я город как свои пять пальцев знаю… Ну, договорились — в полночь в парке. В беседке, чтобы не привлекать внимание к домишку садовника и не бросить подозрение на королеву, в парке всякие могут шататься… Ежели удастся, переговорите с людьми, расскажите правду о Мышебрате, зачем мы сюда прилетели на воздушном шаре… Только лишку не болтайте, а то наведете на наш след. Я уверен, шпики уже шныряют, доносчиков настропалили, о чем спрашивать, значит, действовать умно и осторожно, не попасться, чуть что — давать деру… И особливо ты, Бухло. — Я погрозил пальцем. — Не надейся на свои силы… Видели, как на тебе бульдоги повисли, когда нас брали…

— Так ведь мы на коленях стояли, сворачивали оболочку, — оправдывался он. — Кабы я тогда на ногах был, да с хорошей дубинкой, никто бы не подступился…

— Сом с большим усом, да и то попал в вершу, — оборвал я. — Ну, пока… Расходимся…

— А о моих планах никто и не спрашивает? Не затоптали меня, так опять от меня отделываетесь, — возмутился Мышик.

— Пойдешь ко мне в карман. После всех этих страстей пора спать. Баю-баю, малыш. В полночь встреча. Ночь принадлежит заговорщикам.

— И мышам, — милостиво согласился наш герой, и, пока устраивал себе из носового платка уютное гнездышко, кончик хвоста торчал из моего кармана.

Не успел я оглянуться, как остался один на узкой улочке Блабоны. Тишина, только время от времени зальется трелью канарейка в открытом окне или пара голубков понапрасну потребуют сахару и громко захлопают крыльями.

И вот шел я себе не спеша — обычный прохожий, — прижимал под мышкой объемистую джинсовую сумку, а в ней едва начатую Книгу, написанные страницы которой вы только что прочитали. Приятно ощущалась тяжесть банки с римским вареньем, моим талисманом — ведь каждая ложечка напоминала о покинутом доме… Сколь легкомысленно позволил я похитить себя, а если честно, так просто сам сбежал…