Роберт Говард - КОНАН: Рожденный битве

— Вы с ума сошли! — вскричал Тзота.— Конан уже давно в брюхе Сатхи!

Натянув поводья, он повернулся к коннице, мчавшейся по равнине. Ошибки быть не могло: он узнал могучего воина в лагах из вороненой стали, инкрустированных золотом. Король скакал на черном боевом коне под трепещущим полотнищем огромного штандарта. Тзота в ярости зарычал, брызжа слюной. Впервые в жизни Страбонус видел мага в гаком замешательстве и гневе, и это напугало его.

— Колдовство! — вскрикнул Тзота, брызгая слюной на бороду.— Как он мог убежать, добраться до своего королевства в такой короткий срок да еще собрать войско? Ему помог Пелиас, будь он проклят! И будь проклят я, что не убил его раньше!

Услышав имя волшебника, которого уже десять лет считали мертвым, короли задрожали; их страх передался армии. Тзота заметил суеверный ужас в глазах воинов, и злоба превратила его лицо в демоническую маску.

— Вперед! — закричал он.— Мы сильнее! Раздавите этих псов! Сегодня вечером мы устроим пир на развалинах Шамара! О Сет! — Он вскинул тощие руки, призывая бога-змея, и напугал этим даже Страбонуса.— Даруй нам победу, и, клянусь, я принесу тебе в жертву пятьсот девственниц Шамара, истекающих кровью!

Тем временем армия противника наводнила равнину. Всадники, скакавшие вслед за рыцарями на маленьких быстрых конях, спешились и построились в боевые порядки. Это были стойкие боссонские лучники и гандерландские копейщики с рыжими кудрями, выбивавшимися из-под стальных шлемов.

Конан собрат свою разношерстную армию в считаные часы после возвращения в столицу. Он спас от кровожадной толпы пеллийских лучников и копейщиков и зачислил их, обязанных ему жизнью, в свою пехоту. Он призвал к оружию чернь Тарантии, он послал гонца к Троцеро с приказом вернуться. С большим отрядом — ядром будущей армии — Конан выступил на юг. Дворяне Тарантии вместе со своими дружинами и окрестные крестьяне пополнили его войско. Он набирал рекрутов во всех городах, встречавшихся на пути. Тем не менее его армия все еще значительно уступала орде захватчиков.

Конан привел к Шамару девятнадцать сотен рыцарей, в том числе много пуантенских. Были с ними и наемники. Армия двигалась в полном боевом порядке: сначала лучники, потом копейщики, в арьергарде рыцари.

Арбанус бросил на противника объединенные войска Офира и Кофа, и равнина превратилась в океан сверкающей стали. Дозорные на крепостных стенах ужасались, глядя на огромную рать, значительно превосходящую числом армию Конана. Впереди шли лучники-шемиты, потом – кофские копейщики, за ними скакали одетые в кольчуги рыцари Страбонуса и Амальруса. Было ясно: Арбанус решил смести пехоту Конана и очистить путь для ураганного натиска тяжелой кавалерии.

Стрелы шемитов сыпались градом. Лучники из западных провинций Аквилонии, закаленные безжалостными войнами с дикарями-пиктами, уверенно шли вперед, перешагивая через упавших товарищей. Их было очень немного, и лучники-шемиты нанесли им большой урон, но боссонцы превосходили врага меткостью, а кроме того, они сражались за правое дело. Подойдя ближе, они выпустили стрелы, и целые ряды шеми-тов рухнули как подкошенные. Синебородые воины в легких кольчугах не устояли и бросились бежать, побросав луки, а их отступление нарушило строй копейщиков-кофийцев, шагавших позади.

Без поддержки лучников воины сотнями падали под стрелами боссонцев, а если яростно бросались в бой, то натыкались на копья. Никакая пехота в мире не могла сравниться с гандерландской. Родиной этих бойцов была самая северная провинция Аквилонии, расположенная недалеко от границ Киммерии. Они рождались для войны. Кофские копейщики, понеся невероятные потери, в беспорядке отступили.

Страбонус побагровел от гнева и велел трубить сигнал «в атаку». Арбанус колебался, видя, как выстроились боссонцы перед аквилонскими всадниками, замершими в ожидании. Он советовал немного отступить, чтобы выманить рыцарей из-под прикрытия лучников, но Страбонус был вне себя от злости. С ненавистью глядя на горстку людей в кольчугах, бросивших ему вызов, он повторил Арбанусу приказ о наступлении.

Полководец помолился Иштар и велел трубить в золотой рог. Огромная армия ощерилась целым лесом копий и понеслась по равнине. Земля дрожала от топота копыт, и блеск золота и стали слепил глаза дозорным на башнях Шамара.

Конница врезалась в ряды копейщиков, опрокидывая их, но угодила под ливень стрел боссонцев. Над полем битвы стоял невообразимый грохот; атакующие падали, как трава под косой. Еще сто шагов, и они обрушатся на боссонцев и сметут их… Но плоть не могла выдержать смертельного ливня стрел.

Лучники стояли плечом к плечу, для устойчивости широко расставив ноги, и с дикими криками одну за другой выпускали стрелы. Первые ряды всадников рухнули, скакавшие позади спотыкались о тела людей и коней и увеличивали собой вал из трупов. Арбанус рухнул со стрелой в горле, его череп был раздроблен копытом агонизирующего коня. Началась паника.

Страбонус выкрикивал один приказ, Амальрус — другой, и никто не мог избавиться от суеверного страха при виде ожившего Конана.

В то время как сверкающие ряды ломались и пятились, трубы Конана прозвучали снова. По этому сигналу лучники расступились и дали дорогу страшной аквилонской коннице.

Армии столкнулись с грохотом, потрясшим древние стены Шамара. Конница растерянного врага оказалась перед стальным клином, ощетиненным копьями и пиками. Острием клинка были рыцари Пуантена с грозными обоюдоострыми мечами.

Зазвенела сталь, словно миллионы молотов забили о наковальни.

Дозорные на башнях, оглушенные шумом сражения, глядели, как скрещиваются внизу клинки, как слетают султаны под ударами мечей, как поднимаются и вновь исчезают плюмажи и штандарты.

Амальрус упал, разрубленный пополам двуручным мечом Просперо, и скрылся под копытами обезумевших коней. Девятнадцать сотен всадников Конана плотным стальным косяком все глубже врубались в смешанные ряды неприятеля. Тщетно рыцари Кофа и Офира пытались устоять перед их натиском.

Лучники и копейщики, разгромив кофскую пехоту и обратив ее в бегство, теперь появились на подступах к крепости. Они стреляли из луков в упор, копьями выбивали всадников из седел, подрезали подпруги лошадей или вспарывали им животы. Конан находился в самой гуще сражения, время от времени издавая свой языческий боевой клич. Его громадный меч то и дело описывал сверкающую дугу, сбивая шлемы вместе с головами. Пустив коня бешеным галопом, он прорвался сквозь ряды закованных в железо всадников, и рыцари Кофа сомкнулись за ним, отрезав обратный путь. Меч его разил, как молния; в яростной схватке Конан крушил кофийцев до тех пор, пока не оказался перед Страбонусом, мертвенно-бледным, окруженным гвардией. В этот миг решался исход битвы, ибо численное превосходство оставалось на стороне кофского короля и возможность изменить ход сражения, переломить его в пользу союзных армий была еще вполне реальной.