Роберт Говард - КОНАН. КРОВАВЫЙ ВЕНЕЦ

— Ну? — поигрывая окровавленной цепью, зарычал Конан,— Кто еще?

Приблизиться тюремщики не отважились, бормоча что-то на своем гортанном наречии, подняли оглушенного собрата и вынесли наружу, точно мешок. Они заперли дверь ключом, который так и не сняли с золотой цепочки, прикрепленной к ремню. Когда они удалялись по коридору, унося с собой факел, темнота, точно живое существо, кралась следом за ними. Стих шорох шагов, тьма и тишина безраздельно завладели подземельем.

Конан лежал неподвижно, перенося тяжесть цепей и безнадежность своего положения со всем стоицизмом истинного сына диких киммерийских просторов. Он не шевелился, звяканье цепей, сопровождавшее каждое движение, казалось непростительно громким в мертвой тишине подземелья. Между тем инстинкт варвара, наследие бесчисленных поколений, предостерегал: не можешь как следует за себя постоять — притаись. Логические рассуждения были здесь ни при чем. Конан лежал тихо вовсе не потому, что подозревая во тьме присутствие неведомых и грозных существ, способных его обнаружить. Ксальтотун заверил — никакого ущерба ему не нанесут, и Конан полагал, что колдун в самом деле не заинтересован в его погибели — во всяком случае, пока. Но инстинкт дикаря, тот же самый, что еще ребенком заставил Конана лежать неподвижно и молча, пока дикие звери рыскали кругом его убежища,— этот инстинкт не дремал и теперь.

Даже острое зрение Конана не могло пронизать густую тьму. И все-таки по прошествии некоторого времени — хотя сколько именно времени минуло, он нипочем не смог бы сказать — он различил едва заметное сияние, нечто вроде косого луча серого света. Луч позволил Конану смутно увидеть прутья входной двери у своего локтя, а затем даже и контуры дальней решетки. Сперва это озадачило его, но потом он понял, в чем дело. Конан знал, он находится глубоко под землей, в катакомбах иод королевским дворцом. Тем не менее кому-то понадобилось устроить колодец наверх таким образом, что в него иногда заглядывала поднявшаяся луна. Конан сразу подумал, что сможет, вероятно, следить с его помощью за сменой ночи и дня, отсчитывая время. Возможно даже, днем через отверстия будет проникать солнечный свет… если только колодец не закроют там, наверху, с наступлением дня. Чем не изощренная пытка — время от времени позволять узнику видеть лунный или солнечный свет?

Конан снова обратил взгляд на осколки костей, смутно белевшие в противоположном углу. Он не стал предаваться болезненным раздумьям о том, кем мог быть при жизни этот несчастный и за что ему выпала подобная участь. Его внимание привлекло состояние костей. Он видел, они переломаны не на дыбе. И еще одна весьма неаппетитная деталь открылась внимательному взгляду: берцовые кости были расколоты вдоль. Объяснение могло быть только одно: кто-то расщепил их, чтобы полакомиться костным мозгом. Но кто, кроме человека, добывает мозг из костей? Уж не говорили ли эти немые останки о жуткой трапезе какого-нибудь бедняги, доведенного голодом до людоедства? «Может, кто-нибудь однажды будет так же разглядывать и мои кости, висящие в ржавых цепях…» — подумал Конан, с немалым усилием подавляя приступ слепого животного ужаса.

Киммериец не сыпал проклятиями, не плакал и не бушевал, как, вероятно, поступили бы на его месте многие цивилизованные люди. Однако боль и душевное смятение были нисколько не меньше оттого, что прорывались наружу лишь дрожью, временами сотрясавшей его могучее тело. Где-то там, далеко на западе, немедийское войско огнем и мечом прокладывало себе путь к сердцу Аквилонии. Маленький отряд пуантенцев не сможет их остановить: Просперо в Тарантии продержится несколько недель, в лучшем случае — месяцев; но если не придет помощь, сыграет свою роль численный перевес немедийцев. Без сомнения, бароны поспешат на выручку Просперо, объединяясь против захватчиков… Но он-то, Конан, обречен беспомощно лежать в темном каземате, пока другие ведут его воинов на врага и отвоевывают королевство!

В бессильном бешенстве король заскрипел зубами… и тотчас замер, расслышав со стороны дальней двери крадущиеся шаги. Напрягая зрение, он различил неясную фигуру, скрючившуюся по ту сторону решетки. Скрежетнул металл по металлу, потом раздался щелчок, как если бы ключ повернулся в замке, и фигура растаяла во мраке, скрывшись из глаз. «Какой-нибудь стражник приходил проверить замок»,— рассудил Конан. Спустя некоторое время откуда-то издали послышался такой же металлический щелчок, а следом — звук открывающейся двери и быстрый, пугливый топот ног, обутых в мягкие башмаки. И вновь неподвижная тишина установилась в подвале…

Конан продолжат напряженно прислушиваться: ему казалось, минуло довольно долгое время, но он сам знал, что обманывается: луна все еще светила сквозь невидимый колодец. Ни звука! В конце концов он переменил положение тела. Громко лязгнули цепи… и почти сразу по ближнему коридору, через который его втащили в камеру, просеменили легкие шаги. Еще миг — и в сером полусвете обозначился хрупкий, тоненький силуэт.

— Король Конан! — позвал дрожащий девичий голос.— Государь мой, ты здесь?

— А где ж мне еще быть,— ответил он сдержанно и вывернул шею, пытаясь разглядеть незнакомку.

Это в самом деле была девушка, и она стояла совсем рядом с ним, обхватив пальчиками прутья решетки. Слабый свет луны обрисовывал ее изящное тело, перехваченное в бедрах клочком шелковой ткани, и смутно играл на украшенных самоцветами пластинах, прикрывавших грудь. Большие испуганные глаза мерцали во мраке, нежное тело, казалось, слегка светилось, точно алебастровое. Длинные волосы ниспадали темной волной; они роскошно блестели даже в полумраке колодца.

— Вот ключи от твоих оков и от дальней двери! — прошептала она.

Белая узенькая рука просунулась сквозь решетку, кинула три предмета, звякнувшие подле Конана об пол.

— Что за игру ты ведешь? — спросил он угрюмо,— Ты говоришь по-немедийски, а в Немедии у меня нет друзей. Кто послал тебя поиздеваться надо мной?

— Я не издеваюсь, господин мой! — Девушка чуть не плакала и дрожала так, что браслеты и нагрудные пластины звенели о прутья решетки, которые она сжимала обеими руками.— Клянусь Митрой, я украла ключи у чернокожих тюремщиков! Они — хранители подземелий, и каждый имеет при себе ключ лишь от одного замка. Я напоила их… всех, к роме одного, того, которому ты разбил голову,— его унесли к лекарю, и его ключ достать я не смогла. Но остальные — здесь, у тебя! Молю, не медли! За этими темницами таится страшное подземелье — там, во тьме, врата преисподней!

Если она притворялась, то притворялась здорово. Все же Конан попробовал ключи с немалым сомнением, ожидая лишь неудачи и издевательского смеха девчонки. Однако, к радостному изумлению киммерийца, один из ключей вправду отомкнул цепи, подойдя не только к замку у кольца, но и к тем, что запирали кандалы на руках и на ногах. Мгновение — и он поднялся во весь рост, охваченный яростным восторгом пусть относительной, но свободы. Быстрый шаг к двери — и его пальцы охватили железный прут вместе с тоненьким девичьим запястьем. Она, впрочем, и не пыталась вырваться и убежать. Подняв голову, она прямо и смело взглянула в свирепые глаза.