Виктор Некрас - Ржавые листья

— Что молчишь, красавица?

— Да вот думаю, какими словесами тебя облаять, великий княже Владимир Святославич, — молвила девушка, стегнув князя огненным взглядом. Владимир невольно залюбовался и вдруг понял, что боится встречаться с ней глазами.

— Что ж так-то?

— А то, — хмыкнула Зоряна, смелея. — Исполать тебе, витязь непобедимый. Связанной девчонки не убоялся, с мечом только да с ножом к ней пришёл. Вижу, что правду люди говорят про храбрость твою неуёмную.

Яду в её словах достало — Владимир подскочил, как ужаленный, вмиг оказался рядом с ней. Сверкнул нож, верёвки ослабли, Владимир рывком поднял Зоряну на ноги. И девушка тут же со стоном повалилась на пол — руки и ноги успели затечь и теперь вмиг взялись лютым огнём.

Владимир отошёл чуть назад, остоялся и глядел на неё, нетерпеливо постукивая носком разукрашенного сафьянового сапога.

Зоряна растёрла руки и ноги, встала, кусая губу, прислушалась — боль стихала. И дерзко бросила великому князю в лицо:

— И чего ты ждёшь, княже великий? Что я сама тебе на шею брошусь?

— Почто — нет? — он глумливо ухмыльнулся.

— Я ж не холопка твоя… у коих ни стыда, ни совести. Потаскушки теремные. У меня и жених есть… не тебе чета.

— Что ещё за жених? — а не понравились князюшке слова про то, что не тебе, мол, чета.

— А Некрас Волчар! — с вызовом ответила Зоряна. Князь отшатнулся, словно от удара.

— Стало быть, никакая ты не холопка? — он недобро прищурился, чупрун на темени начал слегка подрагивать, выдавая назревающий гнев.

Девушка презрительно усмехнулась в ответ.

— Всё одно моя будешь, — хрипло сказал он, часто дыша и придвигаясь.

— Не бывать тому, — фыркнула дочь чародея, напрягаясь. И — прямо в лицо, как плевок. — Рабичич!

Озверев, князь ринулся к ней — схватить, повалить, растерзать… Одновременно рванулась и девушка. У Владимира в глазах вдруг вспыхнула молния, пол и потолок поменялись местами, желудок сжался… он обнаружил себя лежащим в углу. Зоряна стояла у двери с ножом в руке. Великий князь запоздало лапнул себя рукой за пустые ножны, подивился — и когда успела? Девушка коротко и зло засмеялась, пнула дверь, но тяжёлое полотно даже не шатнулось — врезной замок держал отлично. Не зря ж такие замки работы киевских, новогородских да смоленских мастеров жадно брали по всему Закату и даже в Царьграде и Багдаде, да и звали их русскими.

Зоряна затравленно огляделась, — к окну не проскочить, обозлённый и распалённый похотью мужчина всё одно будет быстрее, — обречённо повернулась к князю. Владимир, морщась, встал на ноги и бросил руку к мечу.

— Храбрый, — девушка вновь нашла в себе силы съязвить. — Витязь с мечом против девки с ножом…

Князь бросился к ней, свирепо оскаля зубы. Нагой клинок взвизгнул у самого уха, но Зоряна, падая, поднырнула под руку князя, перевернулась и взмахнула в развороте ножом. Удивлённо охнув, Владимир схватился за бедро — штанина стремительно темнела, намокая кровью из длинного пореза.

— Ты… — он не находил слов.

За дверью вдруг послушались крики, звон железа.

— Князь, князь!

— Княже!

Владимир Святославич побледнел, рванулся к двери, не сводя глаз с Зоряны. Лязгнул замок, дверь отворилась, князь вынырнул из хорома наружу. Вновь лязгнул замок.

Зоряна, закусив губу, вновь опустилась на колени. Опять одна и взаперти…

Но ныне у неё свободны руки и есть оружие!

Дочь чародея вскочила на ноги — куда и уныние девалось! Ждать было нельзя — а ну как князь сей час вернётся? С трудом, мало не надорвавшись, придвинула к двери тяжёлый дубовый стол, поставила его на дыбы, столешницей к двери, ногами к себе. Поискала глазами подходящую верёвку, не найдя, решительно располосовала надвое тканую дорожку с пола. Хорошо ткала неведомая ей мастерица с княжьего двора, крепко и красиво. Ей, Зоряне, сгодится. Скрутила половинку дорожки в жгут, обвязала стол и двойным узлами притянула его к дверной скобе, толстой, тоже мастерски сработанной плотником и накрепко примастряченной к двери. Получилось неказисто, но прочно. Дверь отворялась наружу, и теперь вряд ли кто войдёт, разве что полотно дверное урманской двуручной секирой порушат, да и то не вдруг. Того, что напора мужских рук может не выдержать скрученная в жгут дорожка, девушка и в мыслях не держала — Макошь не попустит, свинья не съест. То бишь, князь не войдёт. Да и вряд ли ломать дверь будут — не настолько ещё Владимир дурной, чтоб на весь княжий двор, а стало быть, и на весь Киев позориться. Ждать будет, пока она сама от голода на волю запросится. Да вот только она его ждать не станет!

Коротким отчаянным ударом Зоряна разбила окно, — посыпались вниз разноцветные осколки слюды и обломки переплёта. Третий ярус, мати-Макоше! Но девушка не колебалась ни мгновения. Вторую половинку дорожки — в жгут и за окно! Одним концом дочь чародея привязала дорожку к лавке и выскользнула в окно.

Спасителем Зоряны, сам того не зная, оказался Варяжко. Третий раз за всё платит, вспомнилось ему слышанное когда-то от кого-то. Ныне у него всё получится. А не получится — так сгинуть только.

В Берестово Варяжко прошёл легко — наружной стражи было всего десять кметей, а стен у погоста не водилось никогда. Только тын вокруг княжьего двора да заплоты у боярских теремов. По улицам ходили два вооружённых дозора, но Варяжко, пережидая в тени, легко добрался туда, куда ему было надо. Сиречь, к княжьем терему.

Легко щёлкнула о крюк взведённая тетива. Варяжко поднял самострел, выцеливая шатающуюся на тыне тёмную тень дозорного. Потянул спуск, и тень, взмахнув руками, без единого звука слетела внутрь двора.

Мятежник закинул самострел за спину и бросился к стене, бросил аркан. Кованый трёхрогий крюк прочно сел меж палей, Варяжко рывком вскинул своё жилистое тело и полез наверх.

Вскарабкался, передохнул, соскользнул вниз, во двор. Затаился в тени стены рядом с убитым дозорным, зарядил самострел. Смотрел и чутко вслушивался в ночь. Нюхал.

Нюхать было что — гридень был на заднем дворе, и вокруг ощутимо несло навозом. В стае возились, взвизгивая, свиньи, шумно дышала корова. В конюшне фыркали кони, сочно хрустели сеном и овсом.

Гридень глазами наметил дорогу к крыльцу терема — так же как и вазила, остерегаясь освещённых мест. Вскочил и короткими перебежками, из тени в тень, ринулся.

Он уже подбегал к крыльцу, когда сзади истошно заверещал тонкий голосишко. Варяжко, не думая, крутанулся на месте и нажал на спуск самострела. Взвизгнула стрела, вопль оборвался жалобным булькающим плачем. Двенадцать упырей! Дворовый!

Что ж ты так не поберёгся-то, хозяин? — жалобно подумал гридень, на миг остоясь. — Прости, не хотел я…