Роберт Говард - Черный камень. Сага темных земель

— Я обнаружил ее в прежде никому не известном храме в отдаленном районе Верхнего Египта. Его точное местоположение вы узнаете завтра, когда мы вместе просмотрим мои записи. Мне представилась возможность произвести революцию в истории. Я понял это, еще даже толком и не осмотрев ее. Тогда мне показалось, что она просто не похожа на другие мумии. Все дело в разнице процесса мумифицирования. Мумия вовсе не была искалечена. Ее тело осталось точно таким же, каким было при жизни. Однако признаюсь, что лицо ее высохло и исказилось от невероятного числа лет. Только вообразите, она выглядит, словно очень старый человек, который только что умер. Веки плотно закрывают глазницы, и я уверен, что, подняв их, я обнаружу глазные яблоки… Говорю вам, наступила эпоха сокрушить все предвзятые идеи и провозгласить новые! Если бы можно было каким-то образом вдохнуть жизнь в эту высохшую мумию — так, чтобы она смогла говорить, ходить, дышать, как любой другой человек! Я уже говорил, она выглядит нетронутой, словно человек умер вчера. Как вы знаете, обычно процесс изъятия кишок невероятно портил тело. Но ничего похожего с этой мумией не проделывали. Чего бы мои коллеги не отдали за такую находку! Все египтологи умрут от чистой зависти! Уже были попытки украсть ее… И скажу я вам, многие из моих коллег вырезали бы мне сердце!

— Думаю, вы переоцениваете ваше открытие и чувства своих коллег, — откровенно сказал Гордон.

Сэр Томас рассердился.

— Это толпа стервятников, сэр, — воскликнул он с диким смехом. — Волки! Шакалы! Они подкрадываются и ищут, что бы украсть у того, кто лучше их! Профаны, они не понимают, что такое настоящее соперничество. Каждый из них старается для себя. Дайте каждому из них пожать собственные лавры, и к дьяволу всех, кто слабее. Но я далеко обогнал их всех.

— Даже допуская, что это правда, никто не давал вам права мерить всех на свой аршин, — возразил Гордон.

Сэр Томас взглянул на своего друга, говорившего искренне, с такой яростью, что мне показалось, он готов вот-вот убить Гордона. Потом настроение сэра Томаса изменилось, и он весело и шумно рассмеялся.

— Без сомнения, вы до сих пор должны помнить дело Гюстава фон Гонманна. Тогда я сам оказался ложно обвинен, и этот неприятный инцидент продолжается до сих пор. Но уверяю вас, ко мне все это никакого отношения не имеет. Мне не нужны рукоплескания общества, и я игнорирую его обвинения. Фон Гонманн — дурак и заслужил свою судьбу. Как вы знаете, мы оба искали мертвый город Гомар, обнаружить который пытались многие ученые мира. Я устроил так, что в руки моего завистника попала фальшивая карта, и послал простофилю бродить по Центральной Африке.

— Эти поиски привели его к смерти, — напомнил сэру Томасу Гордон. — Я прибавлю, что в фон Гонманне было что-то звериное, но то, что сделали вы, Камерон, отвратительно. Вы знали, что ничто в мире не поможет ему избежать смерти от руки племен, обитающих в тех землях, куда вы послали его.

— Вам не удастся разозлить меня, — невозмутимо ответил Камерон. — Это-то и нравится мне в вас, Гордон. Вы не боитесь говорить то, что у вас на уме. Но давайте забудем о фон Гонманне. Он пошел тем же путем, каким следуют все дураки. Один из тех, кто отправился с ним, спасся во время резни и, вернувшись в форпост цивилизации, рассказал, что фон Гонманн, увидев, к чему идет дело, разгадал обман и умер, призывая месть на мою голову. Но это никоим образом меня не волнует. Человек жив и опасен или мертв и безвреден. Вот и все. Но уже поздно, а вы, без сомнения, хотите спать. Я позову Ганру Сингха, чтобы он показал вам ваши комнаты. Что же до меня, я проведу остаток ночи, приводя в порядок свои записи, чтобы завтра продемонстрировать вам результаты своей работы.

Ганра Сингх появился в дверях, словно огромный призрак. Мы пожелали спокойной ночи нашему хозяину и последовали за слугой с Востока. Дом сэра Томаса имел вид буквы «П». Он был двухэтажным, и между крыльями его размещалось нечто вроде двора, на который выходили окна нижних комнат. Меня и Гордона разместили в двух спальнях на первом этаже левого крыла, с окнами во двор. Наши комнаты соединялись, и, когда я уже было приготовился отойти ко сну, ко мне заглянул Гордон.

— Странный малый, не правда ли? — кивнул он в сторону светящегося окна кабинета сэра Томаса на другой стороне двора. — Хорошая скотина, но великий, удивительный ум.

Я открыл дверь, выходившую во двор, чтобы вдохнуть свежего воздуха. В комнатах было свежо, но пахло мускусом, как в помещениях, которые долгое время не использовали.

— Определенно, у него редко бывают гости.

Во всем доме огни светились только в наших комнатах и в кабинете сэра Томаса.

— Да. — Наступила тишина. Потом Гордон снова заговорил резким тоном: — Ты знаешь, как умер фон Гонманн?

— Нет.

— Он попал в руки странного и ужасного племени, которое претендует на происхождение от племен Древнего Египта. Они — последние умельцы адского искусства пыток. Спасшийся археолог рассказал, что фон Гонманн умирал медленно и мучительно. Его убили, не искалечив, а тело высушили. Потом его прикрепили к кресту и поставили в хижине с фетишами их ужасной религии, рядом с другими трофеями.

Мои плечи непроизвольно вздрогнули.

— Ужасно!

Гордон встал, отбросил сигарету и направился в свою комнату:

— Уже поздно. Спокойной ночи… Что это?

На другой стороне двора раздался грохот, словно опрокинулся стул или стол. Пока мы стояли, завороженные неожиданным, неопределенным предчувствием чего-то ужасного, безмолвие ночи прорезал крик:

— Помогите! Помогите! Гордон! Слейд! О Боже!

Мы вместе рванулись во двор. Голос принадлежал сэру Томасу и исходил из его кабинета в левом крыле. Когда мы побежали через двор, то отчетливо услышали звуки страшной борьбы, и снова закричал сэр Томас. Его голос был похож на голос человека в предсмертной агонии:

— Он достал меня. О Боже, он до меня добрался!

— Кто с тобой, Камерон? — отчаянно закричал Гордон.

— Ганра Сингх!.. — Неожиданно сэр Томас замолчал; и, ворвавшись на первый этаж левого крыла и бросившись вверх по лестнице, мы слышали лишь дикое, невнятное бормотание. Казалось, прошла вечность, прежде чем мы оказались у дверей кабинета, из-за которых доносились грубые завывания. Мы бросились открывать дверь и застыли, ошеломленные от ужаса.

Сэр Томас лежал, корчась в растекающейся луже крови, но не кинжал, воткнутый в его грудь, заставил нас застыть, словно пораженных громом, а лицо египтолога, исказившееся от ужаса. Его глаза сверкали, уставившись в пустоту. Это были глаза человека, который заглянул в Чистилище. Его губы что-то шептали, но нам удалось разобрать лишь несколько слов:

— Безносый… безносый…