Роберт Говард - ЛИК СМЕРЧА. Сага выжженных прерий

Я двинул ему левой в живот, да так, что моя рука вошла в его брюхо почти по локоть, а оглушительный удар правой чуть не снес ему голову с плеч. Он даже не успел сообразить, что произошло, видимо, думал, что я уже готов. А я был сильней, чем прежде, и рвался в бой!

Быстро собравшись с силами, противник охотно принял вызов, и мы погрузились в вихрь прямых и боковых ударов, пока все вокруг нас не закружилось словно карусель. Ни один из нас не расслышал удара гонга, и секундантам пришлось растаскивать нас и разводить по углам.

— Стив, — это Старик дернул меня за ногу, плача от благодарности. — Я все видел! У этого старого хорька больше нет надо мной власти. Он не сможет доказать, что я заключал это пари. Ты образованный человек и настоящий джентльмен, в тебе есть врожденное благородство! Ты спас «Морячку»!

— Пусть это будет для тебя уроком! — сказал я, выплевывая кусочек контракта вместе со сгустками крови. — Играть в азартные игры грешно. Билл, у меня в кармане лежат часы. Возьми их и сделай ставку на то, что я уложу этого скандинава за три раунда.

На шестой раунд я вылетел как тайфун. «Пускай после матча, когда Ярссен все расскажет, меня побьет толпа», — думал я, — зато сейчас я отведу душу.

Наконец-то я встретил соперника, который не только хотел, но и был способен противостоять мне и бился почти на равных. Хакон был гибок как пантера и крепок как пружинная сталь. Он обыгрывал меня в скорости и почти не уступал мне в силе удара. Мы бились в центре ринга, отдавая схватке все силы.

Сквозь багровый туман я видел, что глаза Хакона горят неземным огнем. В нем пробудилось неистовство его предков, викингов, а меня охватило безумие битвы, свойственное ирландским воинам, — мы бросались друг на друга как тигры.

Лихорадочно мелькали перчатки, звук мощных ударов по корпусу был слышен даже в дальних уголках зала, а от сильных ударов в голову брызги крови разлетались по всему рингу. За каждым ударом чувствовалась мощь динамита и жажда крови! Это было испытание на выносливость. С ударом гонга нас пришлось силой разнимать и растаскивать по углам, но в следующем раунде мы продолжили схватку в том же духе, будто нас и не прерывали. Мы осыпали друг друга шквалом молниеносных ударов, то поскальзываясь на собственной крови, то падая на пол от мощнейших ударов противника.

Публика безумствовала, издавая лишь нечленораздельные крики. Наш рефери был удивлен и сбит с толку. Он вел отсчет то по-датски, то по-шведски, то по-норвежски, сбиваясь с одного языка на другой. И вот, когда в очередной раз я оказался на полу, Хакон, тяжело дыша, покачивался, держась за канаты, а Ярссен в недоумении стал отсчитывать мне секунды. Сквозь наплывающий дурман я узнал язык. Судья считал по-испански!

— Ты никакой не норвежец! — выдавил я, уставившись на него мутным взглядом.

— Четыре! — выкрикнул он, переходя на английский. — Я такой же норвежец, как ты швед! Пять! Человеку надо что-то есть. Шесть! Я бы не получил эту работу — семь! — если бы не прикинулся норвежцем. Восемь! Я — Джон Джоунз, водевильный суфлер из Сан-Франциско. Девять! Не выдавай меня, и я тоже тебя не выдам.

Прозвучал гонг, и помощники развели нас по углам. Я взглянул на Хакона. Сам я был здорово разукрашен: рана на ухе, разбитые губы, глаза наполовину заплыли, нос сломан, но для меня это обычное дело. У Хакона, за исключением подбитого глаза и нескольких ссадин, лицо оставалось почти нетронутым, зато его тело напоминало хорошую отбивную. Я сделал глубокий вдох и улыбнулся по-змеиному. Оставив мысли о Старике и липовом норвежце-судье, я мог сосредоточиться на поединке.

С ударом гонга я ринулся вперед словно разъяренный бык. Хакон, как обычно, встретил меня оглушительными ударами слева и справа. Но я упрямо шел вперед, оттесняя его к канатам сокрушительными хуками по корпусу и в голову. Я почувствовал, что он сбавил темп. Нет такого человека, который способен биться со мной на равных!

Словно тигр, чувствующий добычу, я удвоил силу ударов, и публика с криками встала, предвкушая скорый конец. Почти прижатый к канатам, Хакон предпринял последнюю яростную попытку наступления и на какое-то мгновение остановил меня, осыпав градом отчаянных размашистых ударов. Но я лишь упрямо встряхнул головой и, несмотря на шквальную атаку противника, снова пошел вперед, нанося мощнейшие удары правой под сердце и серию левых хуков в голову.

Человек из плоти и крови не может выдержать такого! Хакон рухнул в нейтральном углу ринга под градом правых и левых хуков. Он попытался встать на ноги, но даже ребенку было ясно, что ему конец.

Какое-то время рефери колебался, но потом поднял мою правую руку, и тотчас толпа моих шведских и норвежских болельщиков устремилась на ринг и сбила меня с ног. Я увидел, как датчане понесли Хакона в его угол, и попытался было пробраться к нему, чтобы пожать руку и сказать, что он самый отважный и замечательный боец из всех, с кем я встречался, — и это была сущая правда, — но тут мои ошалевшие поклонники водрузили меня и Майка на плечи и, словно особ королевской крови, понесли в раздевалку.

Сквозь толпу пробилась высокая фигура, Муши Хансен схватил мою руку в перчатке и заорал:

— Мы гордимся тобой, приятель! Мне очень жаль, что датчанам пришлось проиграть, но после такой драки какая может быть обида. Я не мог остаться в стороне. Ура нашей старушке «Морячке», самому крутому судну всех морей!

Тут передо мной возник шведский капитан, выступавший в роли зазывалы, и закричал по-английски:

— Может быть, ты и швед, но если это действительно так, то ты самый необычный швед из всех, что я встречал. Но мне на это наплевать! Я только что видел величайшее сражение со времен победы Густава Адольфа над голландцами! Да здравствует Ларс Иварсон!

И тут все шведы и норвежцы подхватили:

— Да здравствует Ларс Иварсон!

— Они хотят, чтобы ты сказал речь, — объяснил Муши.

— Хорошо, — согласился я. — Это есть самый счастливый момент моя жизнь!

— Громче, — подсказал Муши. — Они так шумят, что все равно не разберут твоих слов. Скажи что-нибудь на иностранном языке.

— Ладно, — снова согласился я и заорал единственные иностранные слова, пришедшие мне на память. — Parley voo Francais! [10] Вы говорите по-французски? (искаж. франц.) Vive le Stockholm! [11] Да здравствует Стокгольм! (франц.) Erin go bragh! [12] Ирландия на все времена! (гэльск.)

Они заорали громче прежнего. Боец остается бойцом на любом языке!

Я начинаю думать, что Порт-Саид для меня — гиблое место. Не то чтобы мне не удавалось там подраться, всегда удавалось. Но выходило так, что каждой схватке сопутствовало невезение.

С такими вот мыслями в голове я поднялся по шаткой лестнице гостиницы люкс для моряков и вошел в свой номер, крепко сжимая в кулаке пятьдесят баксов — все свое состояние.