Роберт Говард - ТЕНЬ ЯСТРЕБА. Сага призрачных замков

Именно толпа первой переключила свое внимание на Аль Хакима. Орды оборванцев ворвались в бронзовые двери Большого Восточного Дворца и с воем устремились по коридорам в большой Золотой Зал, где, сорвав расшитую золотом портьеру, обнаружили лишь пустой золотой трон. Грязные и окровавленные пальцы срывали со стен дорогие ковры; столы из сардоникса переворачивались под звон позолоченной посуды; евнухи в алых мантиях с визгом разбегались, девушки-рабыни вопили в руках насильников.

В Большом Изумрудном Зале, словно статуя, стоял на покрытом шкурами возвышении Аль Хаким. Его бледные руки дрожали, глаза были подернуты дымкой; он производил впечатление пьяного. У входа в зал группа преданных слуг отбивалась мечами от наседающей толпы. Отряд берберов пробился через пеструю толпу, вступив в борьбу с черными рабами, и в гуще схватки никто не обращал внимания на белую неподвижную фигуру на возвышении.

Аль Хаким почувствовал, как кто-то взял его за локоть, и, словно в полусне, увидел перед собой лицо Заиды.

— Идем, мой повелитель! — убеждала она. — Весь Египет восстал против тебя. Подумай о себе! Следуй за мной!

Он позволил ей увести его, бормоча, словно в трансе:

— Но ведь я Бог! Как может бог познать поражение? Как может бог умереть?

Отодвинув ковер, она повела его по длинному узкому коридору. Пробыв некоторое время в Большом дворце, Заида хорошо знала его секреты. Набросив на калифа свой халат, она поспешно вела его через погруженные во мрак пахнущие пряностями сады, затем по извилистой улице среди домов с плоскими крышами. Никто из тех немногих, кто им встречался, не обращал внимания на спешащую пару. Через маленькие ворота, скрытые среди пальм, они прошли сквозь стену. С севера и востока Эль-Кахиру окружала пустыней. Они вышли с восточной стороны. Позади них и далеко на юге ревело пламя и бушевала резня, но вокруг были лишь пустыня, тишина и звезды. Заида остановилась, и ее глаза вспыхнули в звездном свете.

— Я — Бог, — ошеломленно пробормотал Аль Хаким. — И вдруг весь мир — в пламени. Но я все равно Бог…

Он почти не чувствовал сильных рук венецианки, заключивших его в последние смертельные объятия. Он не слышал ее шепота: «Ты отдал меня в лапы этого зверя! Из-за этого я попала в руки соперницы, которая подвергла меня таким унижениям, которые никому даже не снились! Я помогла тебе бежать, поскольку не кто иной, как Заида, уничтожит тебя, Аль Хаким, глупца, возомнившего себя богом!»

Уже почувствовав смертоносный укол ее кинжала, он простонал:

— И все же я Бог — а боги не умирают…

Где-то вдалеке завыл шакал.

В Эль-Кахире, в Большом Восточном Дворце, мозаичный пол которого был залит кровью, окровавленный Диего де Гусман повернулся к Эс-Салиху Мухаммаду, столь же растрепанному и перемазанному кровью.

— Где Аль Хаким?

— Какая разница? — рассмеялся турок. — Он повержен; в эту ночь мы — повелители Египта, ты и я! Завтра другой сядет на трон калифа, кукла, за чьи ниточки я буду тянуть. Завтра я стану визирем, а ты — проси чего хочешь! Но сегодня здесь правим мы, клянусь блеском наших мечей!

— И все-таки мне бы хотелось проткнуть Аль Хакима своей саблей — это было бы подходящим завершением сегодняшней ночи, — ответил де Гусман.

Однако этому уже не суждено было случиться, хотя двое с жаждущими крови клинками еще долго бродили по покрытым коврами залам и сводчатым палатам, пока их ненависть и ярость не сменились удивлением и суеверным страхом, отголоски которого слышатся до сих пор в легендах о чудесных исчезновениях и таинственных историях о сверхъестественном. Время превращает дьяволов и безумцев в святых и хаджи; далеко в горах Ливана друзы ждут нового пришествия Аль Хакима Божественного. Но, даже если бы они ждали десять тысяч лет, они бы ни на шаг не приблизились к вратам Тайны. И лишь шакалы, нашедшие убежище в холмах Мукаттама, и стервятники, простирающие крылья над башнями Баб-эль-Везира, могли бы рассказать о том, какая судьба постигла человека, возомнившего себя Богом.

Лязг мечей смолк, шум битвы затих; над красным от крови снегом повисла мертвая тишина. Лучи бледного северного солнца ослепительно сверкали над ледяными полями, отражаясь в разбитой броне доспехов, играли яркими бликами на разбросанном повсюду оружии, блестя на лезвиях мечей и топоров, налобниках рогатых шлемов, оковке круглых щитов, рядом с грудами поверженных тел. Там — безжизненная рука крепко сжимает рукоять меча, там — запрокинутые в последнем смертельном усилии лица, с торчащими к небу ярко-рыжими или русыми бородами, словно бросающие вызов снежной белизне бескрайнего царства великана Аймира.

По красной от пролитой крови наледи навстречу друг другу приближались двое облаченных в кольчуги мужчин. Над ними простиралось морозное небо, вокруг — бесконечная снежная пустыня, а под ногами — мертвецы. Люди медленно пробирались меж телами погибших воинов, напоминая призраков, спешащих к месту самой кровавой бойни на свете.

В пылу битвы оба потеряли щиты, латы носили следы от ударов врагов. Кровь залила их кольчуги, обагрила мечи, рогатые шлемы испещрили зазубрины.

Волосы и борода одного пламенели, как кровь на освещенном солнцем снегу, и он заговорил первым:

— Ты, чьи локоны черны, как воронье крыло, назови свое имя, и мои братья в Ванахейме узнают, кто из отряда Вульфера пал от меча Хеймдала.

Черноволосый ухмыльнулся:

— Не в Ванахейме, а в Валгалле скажешь ты своим братьям имя Амры из Акбитаны.

Хеймдал взревел и ринулся на врага, поднимая меч. Клинок ванира обрушился на шлем врага, высекая голубые искры. Амра зашатался и на мгновение ослеп, но быстро пришел в себя и бросился вперед, вкладывая в удар всю силу своего огромного тела. Пронзив медную чешую кольчуги, острие его меча прошло сквозь кости и сердце, и рыжеволосый воин мертвым упал к ногам противника.

Внезапная слабость накатила на Амру, и воин качнулся, с трудом удерживая свой меч. Сверкающий в солнечных лучах снег словно ножом резал глаза, а небо как-то странно отдалилось и пошло рябью. Он отвернулся от вытоптанного поля, где золотобородые и рыжеволосые воины лежали, застыв в смертельном объятии. Амра сделал несколько шагов, и нестерпимый блеск резко потускнел. Вновь нахлынула волна слепоты, воин опустился на снег, оперся на руку и замотал головой, изо всех сил стараясь стряхнуть слепоту с глаз.

Внезапно тишину прорезал чей-то серебристый смех, и зрение начало медленно возвращаться к Амре. Снежный мир стал довольно странным — неизвестная земля плавно сливалась с небом. Но не это захватило внимание Амры. Перед ним, покачиваясь, словно деревцо на ветру, стояла женщина. Если не считать прозрачного, как дымка, покрывала, она была обнажена. Ее тело было словно вырезано из слоновой кости, стройные обнаженные ноги казались белее снега. Дева засмеялась, и ее смех звучал нежнее журчания лесного ручейка.