Роберт Говард - ЗНАК ОГНЯ. Сага сумеречных долин

За все время схватки не прозвучало ни выстрела, но вскоре Гордон заметил, что толпу пытается обойти Хуньяди со своими турками, стреляя с поразительной точностью в спины аталусцев. В рукопашной схватке крепкие аталусцы были достойными соперниками волосатым афганцам и по численности немного превосходили нападавших, но они утратили преимущество изначальной позиции. А теперь еще винтовки венгра и его ближайших приспешников вносили разлад в их и без того расстроенные ряды. Двое турок вышли из игры: в одного попал кусок свинца во время залпа из фитильных ружей, а второму вспорол живот умирающий аталусец.

Гордон пробирался сквозь массу сражающихся, уворачиваясь от клинков, пока не столкнулся лицом к лицу с одним из оставшихся в живых турок. Противник наставил на него дуло винтовки, нажал спусковой крючок, но обойма оказалась уже пустой, а в следующую секунду кривой меч Гордона проткнул соперника насквозь и вышел на целый фут из спины. Не успел американец извлечь клинок из тела противника, как последний турок выстрелил в него из пистолета, промахнулся и в негодовании отбросил пистолет в сторону. Турок бросился вперед, размахивая саблей, надеясь снести Гордону голову. Аль-Борак парировал удар зазвеневшим клинком, потом его кривой меч рассек воздух, подобно голубому лучу, и прошел сквозь череп турка до подбородка.

Наконец он увидел Хуньяди. Венгр искал что-то на поясе — Гордон понял, что у противника кончились патроны.

— Мы уже много раз стреляли друг в друга, Густав! — крикнул Гордон. — И мы оба до сих пор живы. Иди сюда, давай сразимся холодными клинками!

С диким смехом венгр вырвал из-за пояса стальной клинок, ярко сверкнувший в лучах утреннего солнца. Густав Хуньяди был высоким мужчиной, происходившим из благородной семьи мадьяров, гибким и вертким, как пума, с бегающими глазами и жестко очерченным ртом.

— Я ставлю свою жизнь против небольшого пакета документов, Аль-Борак! — засмеялся венгр, когда их клинки встретились.

Сражение, минуту назад бушевавшее вокруг, прекратилось, наступила тишина. Воины отступили назад, их груди вздымались, с мечей капала кровь. Они наблюдали за своими предводителями, решившими помериться силами.

Кривые мечи сверкали на солнце, встречались, отлетали в стороны, терлись друг о друга, подобно живым существам.

К счастью для Аль-Борака, его запястье было прочнее стали, взгляд острее и увереннее, чем у сокола, мозг работал в унисон с мышцами, и весь он являл собой грозное оружие, словно отточенный клинок. Хуньяди включил в свою игру все мастерство людей, сражающихся мечами, все навыки, которым обучают наставники в Европе и Азии, и всю хитрость дикаря, которую он усвоил в смертельных схватках на окраинах земли.

Венгр был выше Гордона, а его рука длиннее. Снова и снова его меч почти касался горла американца, один раз даже скользнул по его руке, и на ней тут же появилась алая струйка. Тишину нарушали только топот их ног, свист клинков, рассекающих воздух, и тяжелое дыхание двух мужчин. Гордону было труднее: сказывалась недавняя схватка с Птолемеем. У него уже дрожали ноги, в глазах темнело. Словно сквозь туман он увидел победную улыбку, появившуюся на тонких губах Хуньяди.

Собрав последние силы, Гордон предпринял решительный выпад, на который его толкнуло отчаяние, — словно умирающий волк неожиданно пришел в ярость. Как молния, мелькнул стальной клинок — и Хуньяди оказался на земле, пронзенный узким кривым мечом Гордона.

Венгр поднял горящие глаза на победителя, и его губы исказила жуткая улыбка.

— Слава повелительнице истинных авантюристов! — прошептал он, захлебываясь собственной кровью. — Слава госпоже Смерти!

Его голова упала на землю, и Хуньяди затих, повернув бледное лицо к небу; из его рта струилась кровь.

Афганцы стали потихоньку отступать, их дух был сломлен. Они напоминали стаю волков, потерявшую своего вожака. Словно очнувшись от сна, аталусцы с победным криком ринулись за ними. Неудачливые завоеватели нестройными рядами бросились наутек, а разъяренные аталусцы преследовали их, рассекая клинками им спины, прогоняя из своей долины.

Гордон смутно видел, что рядом с ним остался Бардилис, заляпанный кровью, но возбужденный и радостный. Юноша поддерживал старшего товарища, который, казалось, в любую минуту может рухнуть без сознания. Американец стер со лба пот, смешавшийся с кровью, а потом дотронулся до пакета у себя на теле. Из-за этого пакета уже погибло много людей, и еще многие погибли бы, включая беззащитных женщин и детей, если бы тот не был спасен.

Бардилис что-то прошептал, предупреждая Гордона. Американец поднял голову и увидел царя Аталуса, неторопливо идущего к ним от города. От ударов железных кулаков Гордона у Птолемея опухло лицо и заплыл глаз. Царь перешагивал через трупы, устилающие долину, и наконец остановился, подойдя к Гордону и его молодому другу.

Бардилис схватился за окровавленный меч, но Птолемей, заметив этот жест, улыбнулся разбитыми губами. Он держал что-то за спиной.

— Я пришел с миром, Аль-Борак, — спокойно сказал он. — Человек, способный сражаться так, как сражался ты, — не колдун, не вор и не убийца. А я не глупец, чтобы ненавидеть того, кто победил меня в честной схватке и спас мое царство, пока я лежал без чувств. Ты пожмешь мою руку?

Гордон пожал протянутую руку, испытывая самые лучшие чувства к этому великану, которого он с радостью назвал другом. Ведь его единственным недостатком было тщеславие.

— Я пришел в себя слишком поздно, чтобы участвовать в битве, — продолжал Птолемей. — Я видел только ее конец. Но если я не успел вовремя на поле брани, чтобы бить мусульманских шакалов, то, по крайней мере, избавил нашу долину от одной крысы, прятавшейся во дворце.

С такими словами он бросил что-то к ногам Гордона. Это оказалась отсеченная голова Абдуллы. Его черты навсегда застыли от ужаса, а невидящие глаза смотрели на американца.

— Ты останешься жить в Аталусе и станешь моим братом, как и братом Бардилиса? — спросил Птолемей, глядя вдаль, на проход, через который воины гнали афганцев.

— Благодарю тебя, царь, — ответил Гордон, — но я должен вернуться к своему народу, а впереди меня ждет еще долгий путь. После того как я отдохну несколько дней, я должен буду вас покинуть. Единственное, чего я прошу от граждан Аталуса, — это немного еды в дорогу. Твои люди такие же сильные и отважные, как их древние предки.

Сражение в долине Евфрата подходило к концу, хотя резня еще продолжалась. Залитое кровью поле, где багдадский калиф со своими турецкими союзниками отбил натиск Дубейза ибн-Садаки, властителя Хиллы и пустыни, усеивали тела облаченных в доспехи воинов, будто разбросанные ураганом. Огромный канал, который люди звали Нилом, соединявший Евфрат с Тигром, был забит трупами кочевников; а те из них, кто остался в живых, отчаянно спасались бегством, направляясь к белым стенам Хиллы, видневшимся в отдалении над безмятежными водами реки.