Марина Дяченко - Магам можно все (сборник)

— Понравилось? — спросил он, по-хозяйски сматывая веревки. Он не казался усталым или запыхавшимся, и голос его хрипел не больше обычного.

Принцесса длинно вздохнула. Попыталась подняться на ноги — и снова уселась среди камней. Не находя слов, развела дрожащими руками:

— Арма… Как ты… Какой ты.

Возможно, она хотела сказать, что по-настоящему появилась на свет только сегодня. Может быть, ей хотелось узнать, зачем крылатые существа вообще возвращаются на землю. А может, она попыталась сообщить о том, что стала совсем другим человеком — Арману оставалось только гадать, потому что вместо всего этого с принцессиных губ слетали нечленораздельные, исполненные восторга звуки, а руки бессознательно обнимали воздух, напоминая о рыбаке, который хвастает уловом.

Излив, наконец, свои чувства и немного успокоившись, принцесса оглянулась, пробежав взглядом по зубчатому краю скал, окружавших ложбинку:

— А где… мы? Зачем?

Он без слов протянул ей руку. Привыкшая доверять ему — а может быть, просто очень уставшая — она удержалась от вопросов до того самого момента, когда вдвоем они вскарабкались на средней высоты скалу и снова увидели замок, море и поднимающуюся луну.

— Смотри… — Арман показывал куда-то в сторону. Присмотревшись, она увидела необъятных размеров корзину, полную чего-то белого, ясно различимого в наступающих сумерках.

— Гнездо калидонов, — усмехнулся Арман. — Они вылетели. Я сверху увидел, гнездо теперь пустует… До весны…

Юта стояла, не в состоянии уже удивляться. Ей было холодно, она вздрагивала, обнимая плечи и пытаясь унять дрожь.

Гнездо было размером с небольшую площадь, круглое, с высокими краями, сложенными из целиком выкорчеванных кустов. Дно гнезда неразличимо было под белым покрывалом. Белые груды, подобно огромным сугробам, тут и там разбросаны были в камнях.

Юта разлепила растрескавшиеся губы и слабо спросила:

— Что это… там? Помет?

Арман негодующе фыркнул.

Она едва поспевала за ним, перескакивая с камня на камень. Он подсадил ее на кромку гнезда; сухие ветки затрещали, но выдержали. Вряд ли птенец калидона мог весить больше принцессы Юты.

Еще шаг — и она по колени погрузилась в мягкое, теплое, ослепительно белое.

Калидоний пух!

Юта шагнула еще раз — и упала. Пух обнял ее, обволок, мгновенно согрел; она перевернулась на спину — и увидела, как в темнеющем небе кружатся пушинки, поднятые в воздух ее падением.

— Балуют они птенцов, — сказал где-то рядом невидимый Арман. — Те, правда, вылупливаются совсем слабыми, голенькими… Осеннее гнездо калидонов — что может быть лучше? Потом дожди пойдут, пух намокнет, сваляется…

Юта вспомнила няньку принцессы Май. Та все твердила, что послушные девочки после смерти будут гулять в облаках…

— Может быть, я умерла, Арман? — спросила она озадаченно.

Тот, явно сбитый с толку, переспросил после паузы:

— Что?

— Правда, я не очень-то послушная… — пробормотала Юта, закрывая глаза.

Луна поднималась — Юта уже могла видеть ее, лежа на спине. Высыпали звезды; длинным облаком серебрилась Медовая дорога. Пух в воздухе все держался, все не опадал, и лунный свет делал каждую пушинку подобной звезде.

Юта давно перестала различать, где сон, где явь. Белый пух глушил звуки, каждое движение вызывало к жизни звездную метель… Юта поднялась на локтях, потом встала.

Луна светила ярко, гнездо помещалось на вершине скалистого гребня, и все ущелья вокруг были залиты матовым белым светом. Тем чернее были изломанные тени и далекий, будто из картона вырезанный, замок, тем глубже — темное небо…

Юта повернула голову. В нескольких шагах стоял Арман.

Он был частью этого фантастического ночного мира, силуэт его был подобен силуэту замка вдалеке, и стоял он совершенно неподвижно, подняв лицо, будто заглядывая небу в глаза.

Юта шагнула — взвились в небо невесомые хлопья. Принцесса оробела и остановилась.

— Видишь вон те три звездочки? — спросил Арман у неба. — Это называется — Венец Прадракона… Посмотри, Юта, сегодня особенно ярко…

И он протянул ввысь руку — указал длинным тонким пальцем.

Юта смотрела на звезды — но видела только его руку. Чтобы справиться со смущением, хрипловато ответила невпопад:

— У нас и нет… Таких созвездий… У нас просто — Улитка… Пчела… Хохолок Удода… Белая Кошка…

Арман, кажется, удивился. Обернулся к Юте — и она увидела, как в глазах у него мягко отражается луна. Спросил недоверчиво:

— Улитка? Пчела?

— Еще Утиные Лапки… Сова…

Блеснули белые зубы — Арман улыбнулся:

— Забавно… — и снова обернулся к небу, поднял руку, будто призывая в свидетели:

— Смотри… Вот Поединок Драконов… Вот Горящий Гребень… А там, над морем, поднимается Победитель Юкки… Только его еще не полностью видно. Пять звездочек взошли, а три пока за горизонтом…

— Ты будешь жить долго и счастливо, — сказала Юта ни с того, ни с сего.

Арман вздохнул. Оторвался от неба. Без улыбки заглянул Юте в лицо:

— Ты тоже.

Она попыталась пошутить:

— Но про меня ведь ничего не сказано… В пророчестве…

Он по-прежнему смотрел совершенно серьезно:

— Сказано.

Пух, оседая, опускался им на плечи. На фоне широкого лунного диска возник черный силуэт нетопыря. Взмахнул крыльями, пропал.

— Мы в облаке, — сказала Юта. — Мы без спросу забрались в облака. Хотя нет, в облаке холодно и вовсе не так уютно… По-твоему, калидоны не вернутся?

— В этой жизни, — отозвался Арман немного насмешливо, — ничто просто так не возвращается.

Ее ноги ослабели, и она снова опустилась в белую перину. На луну набежало облачко, звезды вспыхнули ярче. Ютины глаза не видели Армана, но что-то другое, не зрение, точно знало, что он стоит в двух шагах и смотрит на море.

— Арман… Теперь я понимаю… Я по ошибке родилась среди людей… Я должна была… Родиться среди драконов…

Он улыбнулся — насмешливо и вместе с тем печально, Юта не видела его улыбки, но знала, что он улыбается.

— Среди драконов, — сказал он медленно, — уже давно никто не рождается.

Луна не спешила выбираться из тучки. Продолговатая Медовая Дорога казалась вторым гнездом калидона — но на небе.

— У нас эта туманность называется Медовая Дорога, — прошептала Юта. — А у вас?

— У нас… — помолчав, отозвался Арман, — она называется Огненное Дыхание.

Он опустился в пену пуха — Юта не видела, но точно знала. Поднялось почти невидимое без лунного света облачко.

Не ведая, зачем, Юта погрузила в пух свои руки — до плечей. Левая рука, пробираясь сквозь теплое и мягкое, вдруг встретилась с холодными и жесткими пальцами.

Принцесса замерла. От этого прикосновения, ожидаемого и внезапного, забегали по спине полчища мурашек, а сердце, и без того неспокойное, вдруг сорвалось с цепи и заколотилось так, что новые пушинки взвились в воздух без видимой на то причины. Юте показалось почему-то, что это прикосновение важнее, чем прогулка на спине дракона, важнее всех калидоньих гнезд и всех созвездий мира, но рука ее онемела и перестала слушаться.