Роман Мережук - Солнценосец

- Теперь и ты тоже, - добавил Иноккий.

Архигэиллиот подал ему руку. Безымянный палец опоясывал перстень с печатью, открывающей любые двери, даже те, что находятся в небе. Лотт коснулся губами холодного металла. Он ожидал судебного разбирательства. В крайнем случае разговора по душам в псоглавой башне.

Лотт не знал, что ответить главе церкви. Он смотрел на него снизу вверх, и теперь казалось, что именно так должен выглядеть архигэллиот. Иноккий жестом велел ему подняться.

- Неисповедимы пути богов, - изрек Иноккий, беря его под руку и ведя к журчащему фонтану. - Мог ли молодой я надеяться, что возглавлю орден агапитов когда-нибудь? Мог бы зрелый я в помыслить, что встану в один ряд с такими, как Климент Миротворец, Франческо Просветитель, Пий Хранитель?

Они сели на портик фонтана. Извергающие из уст пышные водные потоки рыбы барахтались в сетях, расставленных голым по пояс человеком. Фиосетто изобразил Мильтиада простым рыбаком, а из людей слепил карасей, щук и окуней. Архигэллиот привел к солнцу первых верующих стоя в воде. Амплус забрала язычников, а отдала солнцепоклонников.

- А ты, Лотт? Надеялся когда-нибудь стать чем-то большим, чем оруженосец при лорде?

Лотт ответил честно. Он хотел, да и кто не хочет? Он старался стать таким человеком. Но иногда будущее зависит не только от тебя.

- Почему не стал им?

И снова он ответил честно. Лотт обжегся один раз. Сильно и больно. И больше повторять ошибки не хотел. Он взял за привычку не доверять людям. Искать только своей корысти и считал других лишь досадными препятствиями. Куда это его привело? На дно пекла, туда, где горит задница Зарока. И самым страшным было осознавать, что ему нравилось там.

- Тебе выпала редкая честь стать божьим перстом, Лотт. Спасать людей, используя Дар, щадить драгоценные звезды душ. Но ты предпочел скрываться. Бежать от судьбы с покорившей-ветер и халифаткой Квази, вместо того, чтобы пойти к нам. Почему, Лотт?

Язык прилип к небу. Последний из Маршей провел потными ладонями по штанинам. Один из карманов что-то хранил. Пальцы нащупали бугорок. Лотт сжал его словно святой знак.

- Потому что я не достоин, - сказал он. - Боги ошиблись.

- Не спеши считать себя прозорливее Гэллоса, - тихо ответил ему Иноккий. - Ты таков, какой есть и никто, даже боги, не сделает из тебя спасителя душ человеческих, если сам того не захочешь. Но не спеши говорить то, чего не ведаешь.

Фонтан привлекал стаи птиц. Юркие крылатые вились вокруг, стрекоча и посвистывая. Редкие капли задевали затылок, но Лотт сидел смирно, не смея сдвинуться даже на длину ногтя.

- Что ты знаешь об апокрифах, Лотт? - спросил Наставник Королей.

- Это книги лжецов.

Так говорил капеллан Кабаньей Норы им с братом. Лотт помнил только те легенды, в которых говорилось о смелых воинах. Имена святых дев, старозаконников и буквоедов, писавших заповеди и притчи Книги Таинств со слов привидевшейся им Алланы, он пропускал мимо ушей. Когда доходило до таких тонкостей они с братом предпочитали измываться над длинным носом обучающего их чернеца, который, казалось, хочет проткнуть святое писание насквозь - капеллан был подслеповат.

- Блаженны не ведающие, ибо им предстоит познать истину - изрек Иноккий. - После Восхождения Солнца писались тысячи книг. Много людей хотели оставить память о страшных временах. Да, они не всегда писали правду, одного обеляя, а иного осуждая. В Книге Таинств записаны пять откровений. Но я читал пять сотен. Первый Вселенский Собор, созванный здесь, в Солнцеграде, длился месяц. После долгих часов обсуждений решено было принять за истину только те письмена, которые не вступали в противоречие друг с другом. Имена других предали забвению. Но книги пишутся для того, чтобы их читали. Я знаю каноническое учение от первого слова и до последнего. Они мой храм. Мой дом. Но невозможно полюбить дом, не познав то, что лежит за его пределами.

- Откровение от Маркуса рассказывает о множестве чудачеств, - продолжил Иноккий. Священнослужитель сидел сгорбившись. Вначале беседы он достал письмо со сломанной печатью. Иноккий размалывал сургуч в мелкую труху, падавшую на камни площади. Под его ногами гуськом ходили голуби, в тайне веря, что именно в этот момент с небес упадет хлебная крошка. - Например, о том, что не вино, а вода - кровь солнцеликих небожителей. Сей муж на протяжении семи десятков страниц доказывает, что хлеб, а не земля их плоть. Но самая важная часть писания касается Потерянного Семени. Как тебе известно, у Гэллоса и Алланы было восемь детей - поровну девочек и мальчиков. Так же, как и притоков Многодетной. Последний из них, апостол Мильтиад, заложил основы Церкви-на-Крови, став первым архигэллиотом. Он умер от оспы.

- Разве он не пролил кровь на алтаре? - Лотт слышал эту историю, но заканчивалась она по-другому.

- Так гласит Книга Таинств, - покачал головой архигэллиот. - Но апокриф Маркуса отрицает наши догмы. Видишь ли, Лотт, там говорится, как Мильтиад словом запечатывал червоточины, не проливая ни одной капли крови наземь. И если верить писанию, он намеревался запечатать врата в Солнцеграде, но болезнь забрала его от нас раньше. Маркус пишет, что Мильтиад был обручен с юной Теофилой. Перед гибелью она понесла от него.

Лотт поежился. Он чувствовал себя голым, как новорожденный.

- Должно произойти нечто из ряда вон выходящее, чтобы церковь решилась переписать Книгу Таинств. Мы называем это чудом. Я думаю, Лотт, ты и есть это чудо. Лоттар Марш, Потерянное Семя Мильтиада. Потомок Гэллоса и Алланы.

Брызги превратились в стальные иглы, долбящие затылок как дятлы древесный ствол. Там, за его спиной, по пояс в воде стоял первый архигэллиот и призывал к ответу. Лотт не устоял и посмотрел на мраморное изваяние. Атлетически сложенная фигура сжимала необъятную сеть. Мускулы бугрились в руках, курчавые волосы разметались и застили глаза.

"Были ли его глаза такого же цвета как у меня?"

- Позволь.

Архигэллиот взял его руку в свою. Лотт отметил, что хватка у архигэллиота не обмякла с годами. Иноккий провел подушечками пальцев по изрезанной ущельями и каньонами ладони.

- Моя мать изучала хиромантию - сказал Иноккий. - И верила, что по узорам рук можно предопределить судьбу человека. Эта линия означает любовь.

Первосвященник указал на черту, ведущую к указательному пальцу.

- Смотри, она прерывается здесь. Ты потерял кого-то близкого недавно?

- Да, Ваше Святейшество.

- А вот это линия жизни, - Иноккий провел пальцем вдоль дуги, заканчивающейся у большого пальца. - И она у тебя неотрывно связана с судьбой.

Архигэллиот вонзил ноготь в черту, рассекающую ладонь надвое.

- Тебе предназначено стать великим, юноша. Так скажет любая гадалка на улице. Но я не они. Я знаю о руках все.