Михаил Шалаев - Владыка вод

Когда о случившемся доложили доминату, он захотел увидеть все лично. К его приходу воск совсем расплылся, не таяли, как он отметил, только бусы, коловшие глаз иголками красного света. Свисток сидел все так же безучастно, баюкая на коленях Рядицу, а она спала, положив голову ему на плечо и бессильно уронив руки. Доминат подумал, что жаль: хорошая была бы казнь, и очень своевременная. А теперь — что ж… Теперь, наверное, и вовсе не стоит: весь город знает, что казнить должны за колдовство, а где доказательства? Нет доказательств. В таком положении казнь была бы ошибкой: вместо того, чтобы вызвать уважение, она может посеять сомнение в его справедливости… Этого никак нельзя допустить накануне предстоящих событий. Но лавочника он непременно накажет: таким взносом обложит — не обрадуется… Потом доминат стал думать о предстоящих событиях и, чтобы не отвлекаться, лишь слабо махнул рукой, покидая застенок.

Его жест был истолкован опытным начальником стражи правильно: Свистка растолкали, Рядицу разбудили и поставили на ноги (она испуганно прижалась к его плечу, лепеча что-то невнятное), а потом их обоих вывели за ворота мимо Огарка, который уже очухался и колотился от похмелья.

На улице Свистка и Рядицу встретили трое незнакомых молодых мужчин. В другое время Свисток, наверное, удивился бы их заботе, но сейчас он плохо понимал происходящее и позволил увести себя вместе со жмущейся к его плечу Рядицей на постоялый двор, где он немедленно уснул со смутной благодарностью, что его ни о чем не спрашивают.

Спал без снов, а проснувшись и еще не открыв глаз, вспомнил все сразу и резко поднялся, ожидая увидеть тюрьму. Но нет: на соседней кровати спала Рядица в своем новом платье, которое вряд ли кто назвал бы уже новым. У придвинутого к окну стола сидел человек с курчавой черной бородкой. Значит, тающая под солнцем кукла, освобождение — все это не приснилось.

Человек, услышав движение Свистка, обернулся и улыбнулся:

— Ну как, отдохнул?

— Да, спасибо. Все хорошо. Только… где мы?

Чернобородый объяснил, что все в порядке, что помочь Свистку их попросил Крючок, который очень переживает за свою неудачную шутку. «Крючок? Значит, это все-таки он…» — потемнел глазами Свисток и на щеках его обозначились желваки. Да нет же, — принялся объяснять чернобородый. — Это же была только шутка! А когда дело стало принимать опасный поворот, Крючок сделал все, чтобы выручить их… «Что он сделал?» — мрачно спросил Свисток. Ну как же — вот их послал, чтобы они передали… — «А что же вы не передали?» — Как? А разве тюремный сторож ничего не сказал? — «Мычал что-то, — вспомнил Свисток. — Потом упал.» — «Ах, Верен!» — досадливо пристукнул кулаком по столу чернобородый.

Но вдруг заинтересовался:

— А как же ты узнал, что бусы снять надо?

— Ничего я не узнал, — хмуро отозвался Свисток. — Просто, так вышло…

— Ну и ладно, — успокоился чернобородый. — Главное, кончилось все хорошо.

— Хорошо?! — вскинулся Свисток. — А с ней что теперь делать? — он кивнул на спящую Рядицу.

— А что с ней? — испугался тот.

— Не знаю… Не в себе она.

Тогда чернобородый погрустнел, сказал, что его зовут Смел и добавил — ничего, мол, может, все еще образуется. Свисток посмотрел на него с тоской и недоверием, а Смел не смог успокоить — отвел глаза.

Тут в комнату вошел новый человек — высокий, светлый, в руках у которого был поднос с дымящейся снедью. «А вот и Верен», — обрадовался Смел. «Доброе утро», — сказал Верен, и Свисток понял, что проспал от утра до утра.

Завершение этой истории не так интересно. Свисток со своей Рядицей, отдохнув, вернулись в Хлебы, и первый, кто их встречал, был Крючок. Свисток едва не кинулся на колдуна с кулаками, но тот сумел его убедить, что злого умысла не было — уж неизвестно, как. Узнав, про болезнь Рядицы, Крючок взялся ее лечить и вылечил целебными травами и колдовскими наговорами. Вот только глаза ее прежними — непрозрачными — так и не стали. А из украшений она носила потом только одно — обручальное кольцо, которое надел ей на палец Свисток.

Что же касается лавочника Черпака, из-за кого все и приключилось, то он после этого и думать забыл о Рядице («кому нужна полоумная?»), да к тому же прилюдно, вслух выражал Свистку сочувствие, пока не был однажды побит, после чего и заткнулся.

Еще надо сказать, что события эти почему-то очень разволновали Верена. Он стал размышлять о странных вещах. Например: ежели куклу нельзя отличить от живого человека, то зачем же у нас душа? И есть ли она вообще? А если есть, то как разглядеть ее внутри тела? Ведь то, что снаружи — слова там, манеры всякие — это ненадежно. Верен по опыту знал: есть такие люди — и говорит, и двигается, а души — нет. Или есть, но такая, что лучше бы ее совсем не было. Такого, точно, от куклы не отличишь. Вот и Рядица, видать…

Стоп. Но ведь не зря же говорят: душой помутилась. А если души совсем нет — тогда как?

Очень это были трудные вопросы. Верен, как ни крутил, не мог найти ответа. И завладела им тоска, которая мешает жить, и против которой есть лишь одно средство — Верен хорошо знал его по прежним временам. Он засел в бражной на первом этаже постоялого двора (правильнее было бы сказать — постоялого дома), где они поселились, однако тоска не отпускала, как Верен не усердствовал.

Наконец к нему подсел хозяин заведения, Грымза Молоток, добродушный, поперек себя шире, малый. Он заботливо спросил — не пора ли отдохнуть, но Верена интересовало другое: «А скажи, хозяин — что такое душа? Скажешь — спать пойду». Тот улыбнулся и положил увесистую, как из чугуна, руку Верену на колено:

— Это вопрос не ко мне, дружочек. Ты сегодня иди поспи, а завтра, дружочек, отправляйся к Философу — он тебе все расскажет.

Верен послушался. На следующий день вскоре после завтрака, проспавшийся и свежий, он подошел к дому, где, по словам Грымзы Молотка, жил Философ. На двери висело объявление: «Надежные советы по любым случаям жизни. Разъяснение мыслимых и немыслимых ситуаций. Разрешение всяческих спорных вопросов. Оплата — по договоренности.» Верен решил, что это ему подходит, и постучал. Изнутри послышалось: «Открыто!»

Философ, толстый дядька с обрамленной кудряшками лысиной, сидел за массивным столом с тумбами и что-то писал. Он указал на свободный стул напротив себя и сказал: «Минуточку». Дописав, поднял на Верена отрешенные глаза: «Спор? Трудное положение? Торговая сделка?» Верен, конечно, оробел:

— Да я, вообще-то… хотел вот спросить: что такое душа?

Философ хмыкнул. «Душа?» Задумался. Потом поглядел на Верена с интересом и сказал так:

— Это, наверное, не по моей части. Видишь ли, душа — это… — еще задумался. Еще хмыкнул. — Это такая странная вещь… Даже сильный порыв самой великой души не погасит и самой маленькой свечки. Но даже одна самая мелкая душонка может погубить самую сильную крепость. Словом, душа… — Философ поморщился. — Нет, тебе лучше обратиться к Поэту. Думаю, он поможет.