Марик Лернер - Юность воина

— Так не надо было ее отпускать, — удивился Николас.

— Надо! — резко сказала Жаклин. — В таких играх не бывает правил, но она на меня не в обиде, и это важно.

— Служанка станет плевать тебе вслед, — иронично сказал он.

— Судьбы людские переплетены, ткань жизни и истории состоит из множества нитей. Выдерни одну — и прореха образуется. Не мне спорить с богами, не мне нарушать законы.

— Жаклин права, — согласилась Клодина. — Какой смысл удерживать вольного человека. Все равно бы ушла, а отпустив по просьбе и дав награду на прощанье, мы сделали из нее друга.

— Не по обязанности, а в благодарность человек добровольно сделает много лучше.

Ну не так уж Джеки не желает идти поперек богов, ехидно подумал Николас. Все равно выгадывает. Не так, так иначе.

— Он сам назначит цену, и обычно она выше, которой могли потребовать.

— Если данный человек имеет честь, — эхом поддержала Клодина.

— Честь — это для свободных людей, — возразил Николас. — И то не у всех наличествует.

— Это роскошь, которой рабы не могут себе позволить, — согласилась Жаклин. — Но мы не рабы! Веди себя с человеком, как хочешь чтобы он ответно относился к тебе, — и добро к тебе вернется. Я в это верю.

— Хочется надеяться, что ты права, — помолчав, сказал Николас. — Но обычно все наоборот. Люди не ценят хорошего отношения и всегда ищут возможность урвать выгоду.

— Но на то ведь у меня есть ты! Следить, контролировать, советовать.

— Всегда к услугам госпожи, — кланяясь, ответил он до ужаса серьезно.

— Что там за шум? — обернулась к окну его мать.

— Энунд прибыл, — выглянув на улицу, сообщил сын. — Заболтались мы. Про время забыли.

— Ага! — азартно воскликнула Джеки. — Вот сейчас и посмотрим, как понравится Блору сюрприз.

Снег уже запорошил землю, оставив кое-где незамерзшие лужи. Пришла зима, еще не явно, накрыв землю своим крылом, однако осень закончилась. Хотелось скорее вернуться в тепло, позабыв о многодневном походе. Тем не менее прямо перед последним броском специально сделали дневку. Привели себя, одежду, оружие и лошадей в приличный вид. Егеря должны смотреться на людях гордыми орлами, а не изображать оборванцев, телепающихся на хромающих конях со сбитыми спинами.

— О! — сказал Патрик, глядя на выехавшую из ворот уже близкого Кнаута всадницу, расплывшись в дурацкой ухмылке. — Ить как по тебе соскучилась.

— Поделился бы ты, как сумел приручить соколицу, чтобы сама летела на руку!

— Мы все хотим!

— В дальних краях опыта набрался. Говорят, там такие женщины!

— Женщины везде одинаковы, — наставительно сказал Энунд, — как и мужчины. Только одни могут, а другие нет.

— Вот пусть и поделится, как становится сладким, будто медом обмазанным. Вона как несется, не терпится. Нет бы подождать в постели — сразу хочет.

— А разве на лошади можно? — спросил с недоумением молодой парнишка. — Это как?

Сзади заржали и прокомментировали совсем уж соленой шуткой. Юмор Блор понимал, и наличие хорошо подвешенного языка всегда среди воинов считалось достоинством, но становиться его мишенью меньше всего хотелось. В некоторых отношениях жизнь была много проще, когда он понимал разговоры в лучшем случае с пятого на десятое или был один из многих. Внимание лестно, но изрядно утомляет. И все-таки возмущаться глупо. Тут звучит скорее зависть, чем обида и ненависть.

— Умение обращаться с женщинами врожденное, — сказал Блор вслух, — оно или есть, или его нет. И все-таки некоторым не помешало бы почаще мыться. Не любят красавицы, когда воняет от мужчины, как от козла.

Сзади опять заржали. Вчера на дневке только и разговоров было, что он опять лезет мыться в ледяную речку. Немногие согласились бы повторить его подвиг. И не сказать чтобы сильно хотелось. Привычка. Мыться в принципе не в тягость, и термы с банями в Империи вещь широко известная, но вот нырять ежедневно в холодную воду его заставил Док.

По его утверждениям, это помогает от всех болезней, да и полезно уметь преодолевать себя. Оно ж неприятно лезть в прорубь до ужаса. Зато потом чистое удовольствие и прилив энергии. А если это еще и каждый день с утра проделывать, то разница температур не особо и заметна. Холода не наступают вдруг, и река не замерзает моментально.

— Да ерунда это! Денег надо много, и все!

— Если у тебя отсутствует щедрость, тебя и родные братья любить не будут, — ответил Блор, — а вот любовь за золото не купишь. Женщину легко, а любовь — нет.

Он послал Самрата в сторону, встречая уже подъезжающую Шарлотту. Мысленно отметив, насколько она себя правильно ведет. Серый степной жеребец под седлом — далеко не лучший из принадлежащих ему коней. Зато спокойный нрав и резвая рысь. Не стал бы он скандал устраивать, возьми хоть лучшего гнедого, но кругом чужие глаза. Людям ртов не зашьешь, и слишком быстро поднявшиеся вечно приковывают недоброжелательные взоры. Хватит и его одного, не имеет смысла выставляться.

Ездить она, конечно, верхом умела, однако точно соразмеряла свои возможности и положение. Многие люди, повышенные над былым окружением, нередко становятся особенно грубы с теми, кто недавно ходил у них в товарищах. Норовят вытереть ноги об оставшуюся ниже ровню. Шарлотта сумела повести себя так, что и старые подружки ее не считали возгордившейся, и новое окружение не смело высказаться неприятно. Правильно поставить себя, не вызвав всеобщего раздражения, достаточно трудно. Ее имелось за что уважать.

— Приветствую тебя, мой господин, — сказала она с полной серьезностью, согласно этикету. То есть Блор смутно подозревал о наличии такового и даже специальных книг, где расписано множество подробностей, кто рядом с кем сидит, за кем вступает в беседу, чтобы не показаться неотесанной деревенщиной, однако его такому не учили. Ни в детстве, ни в Храме, ни в горах. Он и был именно простым парнем из деревни, даже не поместья. Но уж что хозяин не приветствует первым, знал твердо.

— Что случилось, экономка моя? — спросил Блор без особой тревоги.

По большому счету, ничего ужасного он не ждал. Явно не расстроенная. Проторговалась, что ли? Перед отъездом он разрешил заняться своим добром. Глупо было бы кое-что лишнее не продать. Женские платья ему уж точно ни к чему. Так что если перешила и надела на себя (он же не вполне ослеп) вместо продажи, то ерунда. Для порядку выругать — и на этом можно успокоиться.

— Я бы сказала нечто приятное, но мне не хотелось бы, чтобы мой господин смотрелся глупо приданном известии.

— А можно понятнее? И перестань называть меня господином, нас никто не слышит.

— Никак нельзя. Привыкну без правильного титулования — ляпну при свидетелях, косо смотреть станут.