Мартин Гринберг - Дорога Короля

«Может быть, это действительно мое?» — с удивлением подумала она вдруг.

Стихотворение, что родилось у нее той ночью, когда она, наконец расставшись с Джилли, вернулась в свою крошечную квартирку, получилось сразу, все целиком. Оно показалось ей совершенно законченным. Оставалось только записать.

Сделав это, она еще долго сидела у окна, держа на коленях дневник, а в руке — желудь. Потом принялась медленно катать желудь по ладони. Потом отложила и дневник, и желудь, пошла на кухню, долго рылась в кухонном столе и под раковиной и наконец отыскала старый цветочный горшок. Затем она направилась на задний двор и наполнила горшок землей — богатым черноземом, таким же темным, загадочным и плодородным, как и та неведомая часть ее души, где рождались слова, наполнявшие ее стихи, и где возникло тогда, еще днем, во дворе библиотеки, то непонятное щемящее чувство, словно она невольно признавала справедливость сказанных фокусником слов.

Вернувшись в дом, Венди села к окну, поставила цветочный горшок между ног, вырвала из дневника листок с новым стихотворением, завернула в него желудь и закопала в землю. Потом обильно полила землю в горшке, так что поверхность ее покрылась пленкой жидкой грязи, и поставила горшок на подоконник. А сама пошла спать.

В ту ночь ей снились «джемми», о которых когда-то рассказывала Джилли. Хрупкие духи земли вылетали из-под старого трехэтажного дома, в котором она жила, и заглядывали в цветочный горшок, стоявший на подоконнике. Утром Венди встала и первым делом поведала свой сон закопанному в землю желудю.

Осень сменилась зимой. Жизнь Венди шла как обычно. Она работала в ресторане и писала стихи; регулярно встречалась с друзьями и даже завела себе любовника — с этим парнем она познакомилась на вечеринке у Джилли. Однако их отношения уже через месяц потерпели полный крах.

А жизнь продолжалась.

И настоящие перемены в ней были связаны с цветочным горшком, стоявшим на подоконнике. Как если бы тот крошечный зеленый росток, что все-таки пробился сквозь чернозем, был ее возлюбленным сыном. Венди каждый день рассказывала ростку обо всем, что случилось с нею и вокруг нее, а иногда читала ростку свои любимые истории из разных книжек или даже наиболее интересные статьи из газет и журналов. Она все время расспрашивала своих друзей, мечтая услышать что-нибудь новенькое, и пересказывала услышанное крошечному дубку — тихо, но с воодушевлением; а порой убеждала друзей прийти к ней и рассказать ее питомцу свою историю.

Почти все вокруг, кроме Джилли, Ла Донны и братьев Риддел, Джорджи и Кристи, считали, что Венди слегка не в себе. «Нет, конечно же, ничего серьезного, но, уверяю вас, она все-таки очень странная, очень!»

Венди это было совершенно безразлично.

Наверное, где-то в других странах тоже существовали Деревья Сказок, но их осталось так мало — во всяком случае так утверждал фокусник. А она теперь полностью верила ему. Доказательств у нее, правда, не было, была только вера, но, как ни странно, веры ей было вполне достаточно. И поскольку она поверила его словам, то прекрасно понимала: очень, очень важно, чтобы порученное ее заботам деревце выросло и набралось сил.

С приходом зимы на улицах стало гораздо меньше народа. Все, должно быть, старались сидеть дома, а может, просто мигрировали в теплые страны, как ласточки. Но Венди все же удавалось выследить тех, кто обладал более устойчивыми привычками. Их излюбленные места она знала прекрасно. Старый негр исчез, но «голубиная дама» по-прежнему каждый день продавала птичий корм или сама кормила птиц. Немец-ковбой продолжал произносить свои громоподобные монологи, хотя теперь уже в основном на платформах сабвея. Видела она и фокусника, но только издали; ей ни разу не удалось переговорить с ним.

К весне ее росток уже вполне походил на саженец дуба и достиг почти фута в высоту. В теплые дни Венди выставляла горшок на ступеньки заднего крыльца, где росток мог вкусить свежего воздуха и насладиться быстро набиравшим силу полуденным солнышком, но так и не решила, как ей поступить с ростком, когда горшок станет ему мал.

Впрочем, кое-какие идеи на сей счет у нее имелись. Часть обширного парка Фицгенри носила название Сады Силена и была посвящена поэту Джошуа Стэнхолду. И Венди казалось, что это самое подходящее место для ее саженца.

Однажды, уже в конце апреля, она остановилась, придерживая за руль свой десятискоростной велосипед, напротив публичной библиотеки в Нижнем Крауси, чтобы полюбоваться бледно-желтой волной расцветших нарциссов на фоне серой каменной стены здания. И вдруг скорее почувствовала, чем увидела, как знакомый красный велосипед остановился у нее за спиной. Она обернулась и глянула прямо в веселое лицо старого фокусника.

— Настоящая весна, верно? — сказал он радостно. — Самое время позабыть о холодах и ледяных ветрах и подумать о лете. Джон, например, прямо-таки чувствует, как набухают почки и бутоны, как проклевывается молодая листва и расцветают цветы! Кажется, сам воздух широко улыбается, приветствуя все растущее на земле.

Венди погладила Джинджера и только после этого решилась встретиться взглядом с синими кострами его глаз.

— А что же Дерево Сказок? — спросила она. — Вы чувствуете, что она снова растет?

Фокусник улыбнулся.

— О, она -то в первую очередь! — Он помолчал, поправил шляпу, потом искоса глянул на Венди и прибавил: — А этот Стэнхолд, между прочим, был отличным поэтом. И отличным рассказчиком.

Венди даже и спрашивать не стала, как этот чародей узнал о ее планах. Она тоже улыбнулась и попросила его:

— А вы не могли бы рассказать мне какую-нибудь историю?

Фокусник подумал, протер до блеска одну из пуговиц на своем ярко-синем пиджаке и наконец сказал:

— Полагаю, что да. — Он похлопал рукой по огромной коричневой сумке, которую всегда возил сзади на багажнике. — В этой сумке у Джона термос, полный отличного горячего чая. Почему бы нам не отыскать какое-нибудь приятное местечко, где можно посидеть и выпить чашечку чайку? А заодно Джон рассказал бы вам, как ему удалось заполучить этот велосипед.

И, не дожидаясь ее ответа, он вскочил в седло и поехал по улице. Венди видела, что маленький терьер Джинджер в корзинке, укрепленной на раме его велосипеда, сидит очень прямо и смотрит назад, на нее.

В воздухе вдруг послышалось невнятное мурлыканье или пенье, пробудившее в душе Венди странное желание тоже запеть. Легкий ветерок разметал ее волосы, и, отбрасывая их с лица, она подумала о дубовом ростке, который греется сейчас на черной лестнице ее дома, и об этом весеннем ветре и поняла, что истории уже дают свой урожай и нет необходимости передавать их дальше.