Мартин Гринберг - Дорога Короля

— Если ты всегда будешь чистенькой, они могут выбрать тебя и ты станешь прислуживать им за столом! — пыталась соблазнить малявку Пискля. — Тогда у тебя будет много чистых хорошеньких платьиц. А пока постарайся просто быть аккуратной, чтобы на тебя приятно было смотреть твоим друзьям. И главное — чтобы тебе самой было приятно. Ты же все-таки не таракан и не мясная муха, а хорошенькая маленькая девочка! И когда-нибудь непременно вырастешь и отправишься в мир Зеленых Листьев, где вообще все прекрасно и где ты тоже станешь такой же прекрасной…

Голос у Пискли был совсем взрослый, такой нежный, мелодичный. Она вообще здорово подросла и округлилась в последнее время, а ее каштановые косы свисали ниже хорошенькой кругленькой попки. Но звали ее все равно Писклей: те имена, точнее клички, которые дети сами придумывали друг для друга, так навсегда к ним и прилипали.

Пискля сидела на скамейке, держа на коленях грудного младенца, появившегося в детской совсем недавно, и кормила его с ложечки кашей. Увидев, как отлично она управляется с малышами, гоблины назначили ее няней и воспитательницей для самых младших, как только эта должность освободилась: Курносая, которая была няней прежде, достигла Нужной Меры и ушла в мир Зеленых Листьев. Пискля всем сердцем любила свою работу. Даже больше, чем Коротышка — свою.

— Ну хорошо, я постираю, если ты мне поможешь, — согласилась наконец на ее уговоры девочка по прозвищу Толстушка. — А ты нам перед сном сказку расскажешь?

— О птичках, — пропищал совсем еще маленький И-Я-Тоже. — И о цветочках!

— А что такое птички и цветочки? — спросила Толстушка.

Ей повезло: она пока что была обязана лишь время от времени выполнять ту или иную домашнюю работу, с которой могла справиться.

— Не-е-е, я о цветочках не хочу-у-у, — протянул Косоглазый. — Я хочу о… лошадках! — Рыжеволосый, веснушчатый, с дырками на местах выпавших молочных зубов, он тянулся вверх, как тростинка, и уже доставал до плеча и Коротышке, и Пискле.

Причин наказывать его у гоблинов всегда хватало, да они и наказывали его чаще других, но Косоглазый тем не менее вскоре уже снова проказливо улыбался.

— Дайте мне сперва подумать, — улыбнулась Пискля.

Она не была уверена, что хорошо представляет себе, что такое лошади. Или цветы. И никто из детей не был в этом уверен.

Порой, пребывая в благодушном настроении, тот или иной гоблин мог кое-что рассказать детям о мире Зеленых Листьев. Подрастая, дети посообразительнее, вроде Коротышки, начинали также понимать, о чем говорят гоблины, разговоры которых всегда старались подслушивать. Все эти сведения, а также картинки на стене давно стали почвой для бесконечных размышлений и фантазий.

И по мере того, как одно поколение похищенных человеческих детенышей сменяло другое, сложилась целая мифологическая система, некий волшебный мир, в котором многие из детей проводили гораздо больше времени, чем в самом замке гоблинов, обладавшем несокрушимыми стенами.

Конечно, мифы, созданные детьми, были довольно невнятны, а зачастую незавершенны и противоречивы, но их всех объединяло одно: там, за этими черными стенами, их ожидают бесконечные чудеса и удовольствия, там царят мир и любовь и там — но этого никто вслух не говорил — нет никаких гоблинов!

— Я буду скакать верхом на лошади, когда вырасту, — в страшном возбуждении вопил Косоглазый, — и убью много-премного драконов, а еще я… — Тут он заметил Коротышку и бросился к нему с криком: — Коротышка! Ты вернулся!

В детской сразу же наступила мертвая тишина. Все знали, что Коротышку увели наказывать. И даже грудной младенец на коленях у Пискли, казалось, сочувствовал ему, глядя на него большими печальными глазами.

Пискля встала, положила малыша в колыбель и медленно пошла навстречу Коротышке. Остальные нерешительно жались сзади. Дети постарше еще не вернулись с работы. А малыши, видя красные отметины на руках и ногах Коротышки, дрожали от страха, и было ясно, что каждый из них чувствует себя очень одиноким и совершенно беззащитным.

Коротышка так и замер. И тут же заставил себя улыбнуться.

— «Коротыфка, ты вернулфя!» — прошепелявил он, весело передразнивая Косоглазого. — Скажите, пожалуйста, какой сюрприз! А ну-ка, рассказывайте, что тут у вас без меня произошло?

Пискля подошла к нему вплотную и тихо спросила:

— Больно тебе?

— Да нет, я крепкий! — похвастался он. — Голодный, правда, как последняя собака. Боюсь, до ужина не дотяну!

Косоглазый тоже подошел поближе. Обожание и преклонение так и светились в его голубых глазах.

— Им никогда не заставить тебя плакать! — сказал он восхищенно.

Однако же именно он, Косоглазый, в последний раз наябедничал гоблинам, когда Коротышка подрался с Яблочком. Правда, он тогда был совсем еще малышом, и все же…

Коротышка даже не посмотрел на Косоглазого, потому что Пискля протянула к нему обе руки, словно желая поддержать, и он, страшно взволнованный, взял ее за руки.

Ах, какие у нее были теплые и нежные лапки, точно арканский хрусталь!.. Лицо Коротышки жарко вспыхнуло.

— Мне так жаль, что я ничем не могу помочь тебе! — неуверенно прошептала она.

И он не решился сказать ей, что она только что помогла ему, да еще как!

— А почему они тебя били? Зачем они сделали тебе больно?! — Страх и сострадание звенели в голосе Толстушки.

Коротышка закусил губу.

— Мне нельзя об этом рассказывать, — буркнул он.

— Но я-то не знаю, о чем тебе нельзя рассказывать! — возразила Толстушка.

Пискля на минутку наклонилась к девочке, чтобы ее утешить. И Коротышка тут же заревновал в душе.

— А я знаю! — заявил Косоглазый. — Но я буду сидеть и молчать.

— Вот и начинай молчать прямо сейчас, большеротый! — сердито рявкнул Коротышка.

Косоглазый даже дыхание затаил от страха. Потом, сердито сверкнув глазами, как-то бочком отодвинулся от Коротышки и забился в угол. А Коротышка по-прежнему стоял посреди комнаты, так и не зная, что же делать дальше.

Продолжать стоять вот так было бы совсем глупо. Больше всего ему хотелось сейчас кому-нибудь врезать как следует! Вот только кому? Наверное, тому, кто этого заслуживает…

В детской становилось темновато. Вскоре придется взять ветку валежника, сунуть ее конец в камин, горящий в зале, принести назад и поджечь этой веткой фитили сальных свечей, чтобы осветить комнату. Это была веселая работа, вот только сегодня выполнять ее была очередь не Коротышки.

В дверях послышался какой-то шум, привлекший всеобщее внимание. Вошел Яблочко. Он был самым высоким из детей и лучше всех питался благодаря своей работе на кухне. Детей кормили в основном какими-то плодами и фруктами, зернами и кореньями, но порой в этом месиве попадались и кусочки мяса или рыбы. Впрочем, Яблочко ни разу не ловили на том, что он выуживает из общего котла лучшие куски. А гоблины, казалось, не замечали, что парнишка растет быстрее других, да и худобой особой не отличается.