Павел Буркин - Сила Мира

— Ну нет, только не здесь! — возмущаюсь я. — Дай поспать!

— Да запросто, — отзывается Крейтон. Воитель, определенно, нахал. — Нужно мне твое ворчание… Девочка, тут есть комнатка, где нам никто не помешает?

— Есть, — взмахивают длинные ресницы. — у меня. Пойдем же, — и горячая, шершавая ладошка, вцепившись в руку Воителя, тянет его вниз…

«Счастливый человек, — приходит мне в голову, когда дверь закрывается, а на лестнице звучит первый поцелуй. — Отмахал столько миль, и еще на служанок хватает сил…» Но представлять, что они будут вытворять в служанкиной каморке, сил уже нет, я засыпаю, едва касаясь головой подушки.

Будит, как ни странно, тишина — и, конечно, холод. В щели старых стен задувает ледяным ветром, края ставней и подоконник покрылись толстым слоем инея.

Вздрагивая от холода (увы, способностью ходить по снегу босиком и нечувствительностью к морозу Владыка нас не одарил), вылезаю из-под теплого и более-менее чистого одеяла, ступаю босыми ногами на ледяной пол. Нашариваю башмаки… Бедная служанка, целый день ходить босиком — это пытка. Впрочем, думаю, на одну ночь ей станет жарко. Воитель справится…

Вода в тазу, принесенном вчера любвеобильной служанкой, только что не покрылась льдом. Зачерпываю ладонями, плескаю в лицо. Жгуче-ледяная влага прогоняет остатки сна. Теперь посмотрим, откуда такая тишина.

Открываю окно — и ловлю себя на том, что тихо, но совершенно непотребно ругаюсь. Холодная и унылая северная осень наконец закончилась. Когда ставни распахиваются, в лицо бьет, перехватывая дыхание, упругий ледяной ветер. Комната вмиг наполнияется снежной пылью. А на улице с низких серых небес сыплются и сыплются мерцающие кристаллики льда…

Вот теперь нам придется туго. Потому что Марддарский тракт занесет глубоким снегом, расчищать который в обезлюдевшем Васте (а тем более севернее) некому. По нему и придется пробираться на Север. Самое меньшее — до Ритхэаса, если не удастся добыть сани — и дальше.

— Идти придется сейчас, — раздается за спиной хрипловатый женский голос. Неккара, старшая жрица Храма Исмины, вызывает у меня неподдельное уважение и даже нечто вроде опаски. Последний раз я видел ее в деле (не считая, конечно, лазаретов в Нехавенде, где ей и впрямь нет), одиннадцать лет назад, еще неопытной послушницей, но теперь она изменилась. Появилось в ней что-то такое, что опасно даже для Палача Лиангхара. Впрочем, в обозримом будущем противниками мы не станем. — Через день пешком тут не пройдешь. Я бывала в этих краях, знаю.

— Я тоже бывал, — ворчу я. — Хорошо, что с нами Аэ.

— Последний раз она бывала тут лет двадцать назад, — напоминает Неккара.

— Родные места не забываются. Я помню дворец Атаргов, как свои пять пальцев, хотя последние годы бываю там лишь время от времени. И Великий Храм тоже.

— А где Крейтон?

— Не знаю, наверное, вышел погулять. Славная у него была ночка, и почему мне не тридцать шесть…

Крейтон и впрямь обретается во дворе. До пояса раздет, но холода не чувствует. В руках сверкают, рассекая снежную пелену, два слегка искривленных меча. Глаза Воителя закрыты, но это ничего не меняет: свист рассекаемого воздуха, скрип рукояти в руке, ветер от проносящегося над головой клинка, дыхание противника, если таковой есть — говорят ему не меньше, чем можно увидеть глазами. Кажется Крейтона окружает шелестящая стальная полусфера. Если не знать, куда и как смотреть, ничего и не разглядишь — только стремительные взблески отточенного металла, размытые очертания клинков… Я знаю — и потому могу оценить, что если мы когда-нибудь станем врагами, подпускать его близко нельзя. Верная смерть, не спасет никакая магия.

Наконец Воитель заканчивает ежедневное упражнение с мечами, которым, по словам девчонок, не пренебрегал ни разу за время пути. Вбрасывает меч в ножны и словив восторженный взгляд вчерашней служаночки в окне, поворачивается к нам с Неккарой.

— Что вас выгнало из дома в такую погоду? — спрашивает Воитель. Голос звучит ровно и спокойно, воин даже не запыхался. Я бы так не смог — даже в его годы…

— Надо идти дальше, — говорит целительница. — Не добудем сани, застрянем тут до весны.

— А тут что, нет?

— Свободных — нет. Последние гонец забрал. Он выехал, когда снегопад лишь начался. Вот в Ритхэасе должны быть — поселок славился санных дел мастерами. Правда, Аэ?

— Правда, — отвечает танцовщица, поплотнее кутаясь в объемистый тулуп. — Даже не верится, что я там буду вечером. Подумать только, двадцать лет…

— Будешь, — успокаивает Неккара. — Если окажешься хорошим проводником. Так что веди.

— Не уверена, что в такую пургу найду, но постараюсь, — решается женщина.

— Отлично. Пошли, пока снег еще не по пояс.

Сборы много времени не занимают, тем же мглистым утром мы оставляем гостеприимное село позади. Из избы выбегает, прощаясь, та самая служанка — губы искусаны, припухли от поцелуев, сажа, которой здесь подводят глаза, размазалась по всему лицу, но в глазах плещется такое счастье, что я испытываю легкую зависть. Воитель Аргелеба — не брюхатый, будто беременный, купчина или ничего толком не умеющий деревенский хахаль. Даже когда появится муж (а почему нет, трактирная служанка — все-таки не шлюха), она с замиранием сердца будет вспоминать безумную ночь с Крейтоном…

Воитель ночью был на высоте, не ударил он в грязь лицом и теперь. Как пушинку, поднимает ее на руки и дарит неистовый, перехватывающий дыхание поцелуй.

— Возьми с собой, — шепчут губы служанки. — Рабыней буду…

— Извини, не могу, — отвечает, будто с явным сожалением, Крейтон. — Там, куда мы идем, девушке лучше не появляться. Лучше дождись меня — и, клянусь доблестью Аргелеба, дам тебе все, что хочешь.

И снова медленно ползут назад заснеженные ели, а тракт, на котором ведет бои поземка, угадывается лишь по неширокой просеке в лесу. Ветер валит с ног и перехватывает дыхание, сечет лицо, норовя залепить глаза, снег. Добраться в Ритхэас просто — иди себе по просеке, и все — и невозможно, из-за секущего лица и залепляющего глаза снега.

Нас выручает Аэ. Танцовщица уверенно сворачивает на узенькую, петляющую меж вековых елей тропку, протоптанную то ли охотниками, то ли зверьем. Могучие деревья, сдерживая северного ветра, скрипят и стонут, ветви раскачиваются, будто отбиваясь от невидимого врага, но внизу ветра почти нет, а снег еще не везде укрыл упругий слой опавшей хвои. Правда, под зелеными сводами царит вечный полумрак, а когда гаснет короткий зимний день, превращается в непроглядную мглу, но Аэ не сбивается и тут. Немного поколебавшись, бестрепетно входит в небольшой, но говорливый ручеек, еще противостоящий морозам. За ней идут остальные. Ледяная вода попадает в сапог, я тихо ругаюсь, но ручеек уже позади. Мы снова бредем меж могучих, похожих на строй сумрачных воинов, елей. Я не сомневаюсь — Аэлла ведет нас правильно. Слуга Владыки никогда не заблудится в ельнике: ель — Его дерево.