Дмитрий Видинеев - Территория

- Хорошо, я поеду, - согласился он. Подождешь минут пятнадцать? Я собаку домой отведу.

- Нет проблем, - пожал плечами Эльдар, а потом посмотрел на Морока, скорчил рожу и шутливо зарычал, показав ровные зубы.

Морок зарычал в ответ и хотел броситься на Эльдара, но Вой удержал пса за поводок.

Дома Вой насыпал Мороку собачьего корма в миску, умылся и позвонил Игнату.

- Слушай, - сказал он, когда друг взял трубку, - Я пока не уверен, но ситуация с Черномором может измениться. Я сейчас еду к нему. Он хочет со мной поговорить.

Несколько секунд Игнат молчал, обдумывая услышанное.

- Мне кажется, это неразумно, - наконец произнес он. - Это, как сунуться в логово зверя.

- А я думаю, неразумно не принять его приглашение, - парировал Вой. - Если не приехать, он вконец обозлится.

- Черт! Может... может, мне с тобой?

Вой понимал, что Игнату эти слова дались нелегко.

- Нет, братишка, я один поеду. Твоя жена меня убьет, если... - он замолчал, потому что краем зрения заметил какое-то движение справа. Повернул голову и...

От того, что Вой увидел, его челюсть поползла вниз, глаза округлились. На стене, между репродукцией картины "Три богатыря" и коллекцией ножей, висела большая фотография каменного дерева - застекленная, в деревянной рамке. Так вот дерево - шевелилось. На фотографии! Шевелилось! Ветви раскачивались, по стволу ползла паутина трещин, а внизу по земле стелилась черная дымка. Вот отвалился сук, за ним еще один и еще, от ствола откололся кусок...

На кухне Морок гремел миской, в телефонной трубке Игнат спрашивал "Эй, куда ты пропал?", но Вой этого не слышал. Его внимание приковала фотография.

Ветви падали и исчезали в черной хмари. Ствол трескался, от него отваливались куски, будто их высекал невидимый лесоруб. Вой почувствовал, как внутри холодной волной начал подниматься страх. "Этого не может быть!" - пронеслось в сознании.

Дерево полностью лишилось ветвей, ствол раскололся на множество частей, словно фарфоровая ваза, по которой ударили молотком. Вой зажмурился. Он слышал, как в висках стучит кровь: тук-тук, тук-тук, тук-тук...

- Семен, что там у тебя? Да отвечай же! - голос в трубке вывел его из оцепенения.

Он открыл глаза.

Фотография. Каменное дерево. Целое! Целое и невредимое! Вой тряхнул головой. Что это было? Галлюцинация?

- Семен, мать твою...

- Да, Игнат? - в горле пересохло, и голос прозвучал хрипло, а потом он сообразил, что держит трубку на уровне груди. Поднес к уху и повторил: - Да, Игнат?

- Куда пропал? У тебя там все в порядке?

Вой не отрывал взгляда от фотографии, с тревогой ожидая, что снимок снова оживет.

- Да... да, все в порядке. Слушай, мне пора. Я потом позвоню, - он повесил трубку.

Из кухни, виляя хвостом, прибежал Морок. Вой потрепал ему шерсть на голове и проговорил:

- Кажется, у твоего хозяина только что крыша поехала, - он покосился на фотографию. Галлюцинация? Но какого лешего? С ним в жизни ничего подобного не случалось. Как же все это странно! Вроде, не переутомлялся? Может, от жары? Или это первый симптом какой-то психической болезни? Черт! От этих мыслей Вою стало еще больше не по себе.

Морок лизнул его в нос, будто говоря: "Не отчаивайся, хозяин!"

Ладно, решил Вой. Будет еще время обо всем этом поразмыслить.

Глава 3

Тьма. Абсолютная. Безграничная.

Элла смотрела на "Черный квадрат" Малевича, но видела тьму, которая затягивала как трясина, затягивала, затягивала... и это было ужасно. Но другого пути попасть в Страну Чудес не существовало. Нужно только прорваться через эту трясину, выдержать, не отступить.

Она сидела без движения в инвалидной коляске. Черные прямые волосы точно оправа обрамляли ее узкое бледное лицо. Зрачки были расширенные и застывшие. Она не моргала. Если закрыть глаза хотя бы на миг, то ничего не получится, путь в Страну Чудес перекроется. А если так, то придется все начинать сначала. Нет, она выдержит, не моргнет, за долгие месяцы научилась. Главное, чтобы никто не отвлек.

Элле было семнадцать. Полтора года назад ее сбила машина. Девушка тысячи раз прокручивала в голове события того весеннего вечера и думала, как много может изменить одна секунда - все перечеркнуть, исковеркать, расколоть жизнь на "до" и "после". Всего одна ничтожная секунда - ничто по меркам вселенной - и ее велосипед разминулся бы с тем "Фольксвагеном". Да, она сама выскочила на проезжую часть, но неужели кто-то там, на верху, не мог хотя бы бросить взгляд на нее, сжалиться и дать лишнее мгновение, чтобы избежать столкновения. Такая мелочь! Та страшная секунда отпечаталась в ее сознании как фотоснимок, на котором были ужас водителя и красный отблеск заходящего солнца на капоте. А потом - визг тормозов, удар и непонимание, что произошло. Ей не было больно, пока - нет. Кто-то закричал. Она видела испуганные лица на фоне предзакатного неба. Кто эти люди и почему в их лицах страх?

- Все хорошо, - сказала она, или подумала, что сказала.

Пахло сиренью и жженой резиной. Небо становилось алым, по нему будто ползла раскаленная лава. Откуда на небе лава? Откуда?! Случилось что-то страшное!

И с этим пониманием пришел Ад.

Он был пронизан воем сирен и болью, болью, болью, невыносимой болью...

Отец не жалел денег на лучших хирургов, но операции не принесли результатов. Перелом позвоночника. Инвалидное кресло. Ненависть к запаху жженой резины. И страшный фотоснимок в сознании, на котором всегда будет ужас в глазах водителя и отблеск солнца на капоте.

Через полгода после аварии к ней в спальню как-то зашел отец. Она лежала на кровати лицом к стене. За окном лил дождь - монотонный, по-осеннему печальный. Отец стоял возле ее кровати и молчал. Элла чувствовала его взгляд, слышала дыхание, но не желала поворачиваться. Она смотрела, как по стене движутся тени - отголоски Страны Чудес, которую ей еще предстояло открыть. А потом Элла учуяла запах алкоголя. Странно, равнодушно подумала она. Отец не любил выпивать. Видимо что-то случилось.

Она услышала, как отец пошел к двери, сделал три шага и остановился.

- Я отомстил за тебя, - услышала Элла тихий голос отца. - Мы с Эльдаром живьем закопали того парня, что сбил тебя.

Не сразу до Эллы дошел смысл этих слов, а когда поняла, отца уже не было в комнате. Она даже не шелохнулась, продолжая смотреть на тени, но видела их уже через призму слез. Внутри что-то оборвалось. Она понимала, что сама виновата в той аварии, но, тем не менее, желала, чтобы водитель был наказан. И вот он наказан - люто, бесчеловечно. Отец закопал его в землю заживо. Зачем он рассказал? Зачем? Это неправильно рассказывать дочерям такое. Он ведь колебался, но все же решился и возможно, теперь уже жалеет. В Элле боролись торжество и жалость к человеку, что сбил ее, и жалость проигрывала битву. Девушка слушала, как шумит дождь и думала о цене, которую приходится иной раз платить за справедливость. А в ее случае - извращенное чувство справедливости.