В Бирюк - Обязалово

Титулованные особы продолжали обмениваться репликами, а я спешно соображал: не надо княгиню в птичник.

Этой весной у Акима подобралась очень даже продуктивная стайка кур с петушком. Прорисовывалась возможность поднять яйценоскость процентов на десять.

Попандопулам этого не понять. Что такое селекционная или, там, племенная работа — в моё время знают единицы. А как это делать в условиях отсутствия генетики как науки, да хоть бы и как лже-науки? Без холодильников, инструментов, препаратов…?

По-средневековому. Просто ждёшь пока господь, подкидывая свои кости, выбросит удачную комбинацию генов. Что она удачная — поймёшь, когда особь вырастет и проживёт долгую плодотворную жизнь. А до этого, гипотезируя, скрещиваешь её с чем-то подходящим, в фантастической надежде закрепить признаки, сделать полезные гены — доминантными.

«Наиболее быстрым практическим путем увеличения гомозиготности у высших животных является спаривание родных брата с сестрой, имеющих общих отца и мать…, а также спаривания отца с дочерью или матери с сыном.

Если осуществлять такое тесное кровосмешение в течении 16 поколений подряд, то достигается 98 % гомозиготности по всем генам, а следовательно, ввиду отсутствия расщепления, все особи этих пометов становятся почти идентичными по генотипу и фенотипу — все дети одинаковы, как близнецы».

16 поколений… А в 15-ом — чумка и все труды… в выгребную яму.

Короче: долгое, непредсказуемое, нудное занятие. И тут мне повезло — петушок и несколько курочек сами образовались, «силою вещей».

А если это бабьё… в курятнике ночевать будет… со всей своей свитой… фиг мы лишний раз яичницу поедим.

После этих княгинь-птичниц — чарка будет не «перед», а только «вместо».

Я ещё не додумал эту мысль, а уже рванул вперёд. Шагнул вперёд, на наше низенькое боярское крыльцо, на котором меня уже пытались убить «летающими дровами», весь в старании донести свою мысль о том, что не надо наших курей беспокоить по вашим всяким мелко-велико-княжеским разборкам…

Ой, ха, стук, бум, ё, ах, уйё, ш-ш-ш… Стою на коленях, лбом — в доски крыльца, руки резко вывернуты за спину. И слышу взволнованный, чуть надтреснутый голос Акима:

— Княже! Не вели казнить! Это сын мой, Ванятка! Он — не вор, не злодей, не душегуб!

Как хорошо дед про меня думает! Это я-то не «душегуб»?

А что это было? Я же просто шагнул к крыльцу. Но какой-то дурак пытался воспрепятствовать и подставил ножку. Я вылетел на крыльцо головой вперёд и мне навстречу, в грудь, князь ткнул своим посохом. Может, чисто инстинктивно пытался остановить моё падение. Хотя… такой резной дурой чёрного дерева — грудную клетку можно насквозь пробить.

Я, вот тут точно — чисто инстинктивно, без всяких боевых искусств — врубил по княжьему посоху своим дрючком. Князь блока не ожидал, посох выпал и упал. И — бумкнул. А из толпы выскочили «два молодца, одинаковых с торца», сшибли меня на колени и воткнули лбом в пол.

Финита? — Ага, индейская изба вам в гости, православные: у одного из молодцев у шеи — перо Сухановской рогатины, у другого — рожно Ноготковой секиры. Спиной к ним стоят Ивашко и Чарджи, клинки обнажены, а «ш-ш-щ» — это топоры Чимахая.

— Сын, говоришь? А с чего это у твоего Ванятки людей — всё железо наголо?

Аким… призадумался. Вопрос-то… наглядный. А ежели сынок — вор и противу светлого князя злоумышленник, то голову срубить надлежит и папашке. По «Изборнику»: не ослабевай бия младенца, а то будут тебе многие обиды и наказания.

Молчать — нельзя. У «Бешеного китайца» плаха — как проходной двор. Оправдываться — нельзя. «Извиняться» — говорить «из вины», признать себя в чём-то виноватым…

Прямой наезд… На Андрея Боголюбского?! Блин! У меня столько глупости не наберётся! Остаётся одно — меняем тему.

— Да разве ж это всё?! Да у меня у одного — ещё девять клинков! Ты вели своим отпустить — покажу. (Это я пытаюсь выпендриваться и кочевряжиться из положения «замели волки позорные»).

Андрей рукой своим махнул — отпустили. Но не отходят: а куда ты отойдёшь, если точёное железо за ушком щекочет? — Почему за ушком? Так фиг их знает — может, у них под одеждой доспехи. А так — без вариантов.

Тогда уж и я своим махнул. Подобрал княжеский посох — тяжёлая зараза! С остриём и богатым навершием. Вот навершием и подаю вежливенько владельцу.

А он взял, и мне сразу этим дубьём полу безрукавки оттопырил:

— Это что?

Глазастый, однако. Хоть и князь, и годами… ему уже полтинник. Принимаю пристойный вид, запахиваюсь, типа — делаю глубокий поясной поклон, рукой от плеча до полу.

— Ой же ты да пресветлый князь да Андрей Юрьевич, ой же довелася мне радость несказанная — да на тебя глянути…

— Дурень блаженный? Покажь — что там у тебя.

— Так… Это две обоймы по четыре ножа.

— Хм… Дай сюда.

— Дорогому гостю — всё что не попросит. А ты мне — меч Бориса подержать дашь?

Чтой-то я хамить сильно начал. Видать, с большого перепугу. Меч этот… тут дело такое… несколько щекотливое.

Андрей Юрьевич Боголюбский, «первый великоросс», причисленный к лику святых Русской православной церковью в чине благоверного, строитель множества храмов и прочая и прочая… — самый знаменитый на «Святой Руси» церковный вор.

После вокняжения отца своего Юрия Долгорукого в Киеве, Андрей был поставлен князем в Вышгороде. Там — едва ли не самые почитаемые святыни — мощи святых заступников Бориса и Глеба. Там, основанный ещё древней княгиней Ольгой, «зарёй перед рассветом» — первый женский монастырь на Руси. Там — одна из двух самых древних и почитаемых икон Богородицы.

Икону Андрей украл. С отягчающими обстоятельствами. Вот как это описано у Костомарова:

«Была в Вышгороде в женском монастыре икона Св. Богородицы, привезённая из Цареграда, писанная, как гласит предание, Св. евангелистом Лукою. Рассказывали о ней чудеса, говорили, между прочим, что, будучи поставлена у стены, она ночью сама отходила от стены и становилась посреди церкви, показывая как будто вид, что желает уйти в другое место. Взять её явно было невозможно, потому что жители не позволили бы этого. Андрей задумал похитить её, перенести в суздальскую землю, даровать таким образом этой земле святыню, уважаемую на Руси, и тем показать, что над этою землёю почиет особое благословение Божие. Подговоривши священника женского монастыря Николая и диякона Нестора, Андрей ночью унёс чудотворную икону из монастыря и вместе с княгинею и соумышленниками тотчас после того убежал в суздальскую землю».

Вот так, с краденного «благословения Божьего» и началась история России.