Игорь Шелег - Нужно просто остаться в живых

— Я тебя в холодную посажу! — со злобой крикнул он.

— А я скажу, что ты надо мной издеваешься потому, что я знаю, что ты с мужиками спишь, — радостно выкрикнул я. За это время я показал много различных вариантов действий. И было видно, что ему это не нравится. Мужеложство тут не то, что не любили, здесь его ненавидели. Я не вдавался в подробности, но это было очень страшное оскорбление.

— Ты не посмеешь… — слабо пролепетал он. — Это не правда.

— Если ты будешь и дальше нас гнобить, то скажу, — уверенно сказал я. — И все подтвердят, скажу, что ты до меня домогался.

Вроде это уже победа, но его трясущиеся губы и дрожащий голос, не давали мне повода для радости. Если бы он был сильным и могучим, то это еще ладно. Но это просто издевательство над человеком. Это вызвало у меня отвращение к самому себе.

— Ладно, капрал, расслабься, чего ты так разволновался? Мы же взрослые люди и не будем друг друга ставить в неловкое положение. Ведь, правда?

Он развернулся и ушел. Молча, не проронив не слова. Мы только расселись на циновках как забежал сержант и вызвал к лейтенанту. Черт, неужели сдал. Тогда будет тяжело, из такого не выберешься. У лейтенанта Генри была своя комната в администрации, из нее он выходил только под вечер посмотреть, как мы занимаемся. И уходил обратно.

Когда я вошел в кабинет, меня встретила пара внимательных глаз. Комната была маленькая, где–то четыре на пять. Мебели тоже было немного: большой письменный стол, пара стульев, шкаф вдоль стены у входа.

Сам лейтенант сидел в низком мягком кресле около окна. Он был в черных кожаных штанах и белой рубашке. Босые ноги лежали на столе, на ворохе каких–то бумаг, одежды. Там же стоял поднос с едой.

Видимо, на творящийся вокруг бедлам ему было абсолютно наплевать. Помещение имело нежилой вид, скорее всего, жил лейтенант где–то в городе. Он молчал, молчал и я. Если уж вызвал, пусть говорит. Меня такое положение дел не сильно смущает, хоть и хотелось бы отдохнуть. Я не смотрел ему в глаза, я не вел себя вызывающе. Встал ровно, спокойно, руки взяв в замок за спиной, ноги расслабил, взгляд направил в окно. Такую стойку у нас называли стойка отставного прапорщика. Спокойная ожидающая стойка и хотя внутри у меня все было напряжено, снаружи было все как обычно. Так прошло минут пять. А потом я услышал хлопки.

— Ты не простой крестьянин, Влад Чудной, — с какой–то веселостью сказал лейтенант. — Любой другой бы на твоем месте уже давно молил бы меня о пощаде и рассказывал про все нарушения, а ты молчишь.

— Дак Вы, господин лейтенант, еще ничего не спрашивали, — как бы недоуменно отвечаю я.

— А что, если я спрошу, что ты нарушил, то ты мне расскажешь? — он заинтересованно наклонился вперед.

— Дак я ничего не делал, — делаю удивленное лицо и пытаюсь съехать на дурака.

— А почему тогда во время моего отдыха ко мне заваливается твой капрал и просится обратно в стражу? Хоть и с уменьшением по званию? Не ты ли его заставил?

— Да Вы что, господин лейтенант! — стараюсь сделать голос как можно более предупредительным. — Я ж господина капрала слушался, как отца своего. Он же мне как брат был, он же меня учил, как с оружием управляться! — добавил в голос громкости я. — Уходит? Как так? Почему?

По мере моего монолога лицо у лейтенанта сначала вытягивалось, а потом, видимо поняв, что все, что я говорю бред, засмеялся.

— Да, непростой ты парень, — еще раз задумчиво сказал он. — Не сломал тебя капрал. Хоть и хотел. Сразу он мне не понравился, вот и поспорил я с ним, что не сможет он тебя сломать. Если бы он победил, то стал бы сержантом, а нет, так и ушел бы. Хотя теперь все равно. А так теперь ты капрал в своем десятке. Вон нашивка на столе, — и вправду на столе лежала капральская птичка. — Бери, теперь она твоя.

Я подошел, взял ее. И молча, уставился на лейтенанта.

Спор? Вот гад! Меня из–за тебя три дня мочалили. Гоняли и в хвост и в гриву. Захотел бы, сам снял бы, и не дурил никому голову. Эта и еще много мыслей пронеслись у меня в голове. Хотя виду я вроде не подал.

— А чем ты смог его испугать? Вроде и небитый был. А хотел уйти сразу же. Ну?

— А вот это, господин лейтенант, я расскажу Вам когда–нибудь за бокалом вина после победы над орками, — на что тот лишь рассмеялся.

— Все иди отсюда, не мешай.

— Да, лэр! — сказал я и притворил дверь.

Когда пришел в барак, то мой десяток воспринял это с радостью, все подходили, хлопали по плечам, жали руки. Таких искренних улыбок я не видел давно. Мне было очень приятно.

Еще когда шел от лейтенанта, я понял, что разит от меня как от лошади. Поэтому объявил помывку в десятке и хозяйственный день. Форма порядочно износилась, и ее требовалось починить. Остаток дня прошел на расслабоне.

Людей я решил сегодня не трогать, пообещав завтра с ними плотно поработать. Во время помывки ко мне подошел наш сержант, но ему я показал нашивку и сказал обращаться к лейтенанту. Тот, видимо побоявшись, ушел. Погода стояла прекрасная, все быстро высохло. А мы наслаждались впервые за эти дни священным ничегонеделанием. После ужина отправил всех спать. И вроде все опять начало налаживаться, но, как насмешка судьбы, следующий день так и не принес ничего хорошего.

Подняли нас с самого утра. Еще только–только начало всходить солнце. Порт встретил меня неприятной промозглостью, от воды тянуло холодом и влажностью. А обычная рубаха не защищала от этого.

«Сегодня тренировок не будет», — понял я, едва взглянув на одетых в доспехи наших командиров.

Обычно они имеют на себе обычную форму и короткий пехотный меч. Сейчас же поножи, наручи, кольчуги, щиты. Их лица выражали сосредоточенность и напряженность, не было и следа от веселости прошлых дней. Недалеко от ворот стояло подвод сорок со всяким снаряжением. Вероятнее всего, их привезли ночью.

Не люблю я такие крутые повороты на жизненном пути, посетило чувство дежавю. Я уже был в такой ситуации, и мне это совсем не нравилось.

Нас построили. За прошедшие дни ватага крестьян много тренировалась. И пусть это совсем ничего, но в спокойной обстановке все смогли встать в строй на свое место.

В центре стоял полковник эл Сариман, начальник лагеря. Его я видел всего раз дня два назад, когда у нас были занятия. Тогда он ходил гоголем, важно выставляя грудь и лениво переваливаясь с ноги на ногу. По тому, как к нему подходил наш лейтенант, я понял, что сам он, как руководитель и воин не силен. Хотя если он занял этот пост, то, вероятнее всего, у него влиятельные родственники.

Как–то незаметно для себя я стал сравнивать людей по отношению сэра Генри к ним. Он человек простой и служивый, честный, незадиристый. Он никого не боялся и говорил так, как есть. Вероятно, именно за это его многие пытались избегать. Так что, посмотрев на него, я мог сделать примерное представление о человеке, который находится рядом с ним.