Максим Субботин - Хозяин земли Духов - 1 (СИ)

— Как пуповины… — проговорил вслух.

— Пуповины и есть, — шепотом откликнулся Аеш. — У всех них одна родительница. Она подкарауливает живую жертву, усыпляет ее, потом заражает и затаскивает на такое вот дерево. Плетет для будущего дитяти укрывище, в котором оно изменяется, пока не превратится в создание без ума и жалости. А пока питается ядом земли, коий высасывает из дерева. Пуповины старых умрунов прорастают сквозь древесину, опускаются ниже, сами превращаются в корни. А случается, что родительница сразу их в землю али пещеру прячет.

— То есть эти умруны относительно недавно людьми были?

— С чего так решил?

— Так деревьям от силы лет сорок-пятьдесят.

— Этим века по полтора будет, — усмехнулся ендарь. — Хворь не всегда убивает. Хуже, когда искажает. Дарует злую силу.

— Понятно. Надеюсь, мамашу их не встретим. Не нравятся мне эти гнезда.

— Дадут предки — не встретим, — кивнул Аеш.

Через пару часов после выхода вода под ногами наполнилась грязью и гниющими остатками каких-то растений — сделалась вязкой. Каждый шаг давался с огромным трудом, даже ендарь более не казался легким и быстрым. Фырча и ругаясь, он шел передо мной. Деревья исчезли — и я абсолютно не понимал, как ему удается ориентироваться. Мы брели по ровному полю жидкой вонючей грязи. Вокруг нет ничего, за что можно уцепиться взглядом. Далеко впереди, на самом горизонте, виднеется тонкая линия не то леса, не то суши. Впрочем, я мог и ошибаться. Разум страшился большого открытого пространства. Страшился не потому, что в случае нападения кого бы то ни было нам некуда спрятаться. Мне казалось, что преодолеть эту мертвую бесконечность просто невозможно. Ситуацию усугубляло выползшее на небо солнце. И ведь как назло — ни облачка. Даже сейчас, когда светилу еще только предстоял долгий путь до зенита, его лучи заставляли нас истекать потом. А ведь только недавно я жаловался на холод. Видимо, кто-то там, сверху, услышал мои мысли и пошел навстречу. Вот только легче от этого не стало. Даже наоборот. Но пенять на судьбу и дальше я не стал.

Над трясиной поднималась дымка испарений. Ее тяжелые волны перекатывались по поверхности болота, время от времени сгущаясь диковинными образованиями, среди которых с легкостью угадывались очертания различных существ. Как обычных животных, вроде медведя или волка, так и неизвестных мне созданий. Последних, к слову, было гораздо больше. Или же это я успел надышаться ядовитых испарений и потихоньку терял нить, соединяющую меня с реальностью.

Постепенно начала давать о себе знать вчерашняя усталость. Рука то и дело тянулась к наполовину опустевшему бурдюку с водой. Горло пересохло, на зубах что-то скрипело. Одно хорошо — озлобленная мошкара, налетевшая на меня утром, на солнце быстро ретировалась.

День тянулся нестерпимо медленно. Палящее солнце вытапливало из нас последнюю влагу. Только теперь мне в голову пришла мысль, что на привале можно было озаботиться и соорудить нечто вроде мокроступов. Не факт, что колючие ветви кустарника подошли бы для этой цели, но попробовать стоило. Если бы знал, что впереди предстоит такое. Но уж слишком выдохся вчера.

"Все, ты больше не дома, где можно просто прийти и брякнуться спать, — монотонно проговаривал про себя. — Ты в новом мире. Здесь живут домовые, лешие, водяные и прочая нечисть. И многие из них захотят тебя съесть. Думай об этом. Не забывай в следующий раз, когда надумаешь на все плюнуть. Спрашивай. Кто предупрежден — тот вооружен…"

Сам себе сейчас казался нудным учителем, чьи лекции никому не нужны, но который продолжает читать их, несмотря ни на что.

Темная черта приближалась. Теперь я видел это отчетливо. Идти до нее еще далеко, но хотя бы исчезло ощущение, что стоишь на месте и впустую месишь грязь. Мы продвигались. Трудно, медленно, но продвигались. Грязные, насквозь мокрые, злые. Солнце уже перевалило за полдень, когда жижа под ногами сделалась не такой вязкой. Вот оно — скорая победа над трясиной. Победа небольшая, но так и что? Вряд ли без малых побед возможны большие.

Впереди маячил берег, поросший травой. Обычной зеленой травой. Там, дальше, за ней, снова поднимались кусты и больные деревья. Но на них я не смотрел. Зелень травы манила сильнее любых богатств. Как она могла уцелеть в этом месте?

Мы рухнули одновременно. Аеш растянулся лицом вниз, я сначала медленно сполз по жерди, постоял на коленях и только потом повалился набок.

— Почему ты не сказал, что будет так трудно? — спросил, еле ворочая языком.

— А ты бы пошел, если бы узнал заранее? — глухо, в землю, отозвался ендарь. У меня даже возникло опасение, что он может задохнуться.

— Не знаю.

— К тому же ты не спрашивал, — Аеш пошевелился, перекатился на спину. — Мы дошли.

— Теперь куда?

— Говорю же — дошли. Сразу за деревьями старый схрон. Еще человеками построен.

До меня не сразу дошел смысл услышанного. Я-то думал, что идти предстоит до самого вечера. А тут такое!

Жаль, для радости не осталось сил.

Мы позволили себе немного полежать, обсохнуть, отдохнуть. Я бы лежал и дольше, но вскоре коротышка-толстопуз принялся ходить вокруг и причитать о слабых и безвольных человеках, которые только и могут валяться на солнце, подставив тому тощий зад. И вроде бы говорил, не обращаясь ко мне. Я даже не уверен, что он вообще понимал, что выговаривает все вслух. В конце концов, мне надоело. Пришлось поднимать "тощий зад", отряхаться (получилось так себе — болотная грязь пристала намертво, образовала на штанах плотную корку) и тащиться дальше.

Идти действительно пришлось недалеко. Первые же деревья оказались последними. Сразу за ними, за останками деревянного частокола, раскинулись развалины каменного дома. Даже, наверное, целого жилого комплекса. Некогда весьма крупного, но теперь заброшенного, изувеченного временем и погодой.

— Когда-то здесь располагалось городище, — Аеш со вздохом обвел развалины рукой. — Там, где самая злая трясина, дома простого люда стояли, — кивнул за спину. — Много домов. Теперь-то все сгинули. Какие ярмарки тут были… — ендарь аж зажмурился. — Музыка, хороводы. Игрища молодецкие. Бывало, сойдутся стенка на стенку — и давай кулаками друг дружку тыкать. В стороны только пух летит. А после обнимаются да дружатся. Рожи разбиты, носы всмятку, но довольны, что сучка после случки. Бывало, переоденешься скоморохом, да ходишь промеж человеков. Те ржут, что кони на водопое, пальцами в рожу тычат. А мне что — лишь бы монетой не обделили.

— А если обделили?

— Да ничего, — пожал плечами Аеш. Постоял. Помолчал и добавил: — Муравьев в штаны подпущу — а боле ничего.

— Какой мстительный. Надо будет запомнить, — усмехнулся я. — На кой тебе в лесу монеты?