Александр Годов - Я не умру

Главное не думать ни о чем.

Сердце часто и взволнованно колотилось; тело покрыла противная липкая испарина; рана на плече тяжело пульсировала.

— Претор-демортиуус, откройте глаза, — попросил экзекутор. — Или вы дрожите от вида инструментов? Ни за что не поверю! Откройте их или я вырежу вам веки, клянусь дагулами и Безымянным Королем!

Секст с трудом поднял отяжелевшую голову и спокойно взглянул на мастера. «Пусть думает, что я боюсь».

— Спасибо, претор. Я хотел вам сказать, что в ваших покоях нашли дневники и бутыль с настойкой умулуса. Вы не только предатель, но еще и пьяница! — Тело экзекутора противно затряслось от смеха. — Я никогда не доверял вам! Видимо, процесс вашей инициации прошел неправильно, и не все эмоции удалось подавить.

Повертев в руках толстую иглу длиной в пол локтя, мастер тыльной стороной ладони вытер пот со лба. Затем он, комично выпятив нижнюю губу, воткнул металлический стержень под живот Секста и, чуть надавливая, принялся ковыряться им в ране. Боль появилась не сразу: она с каждым ударом все сильнее пульсировала, пока не затмила все мысли, все чувства.

Мозг требовал прекратить страдания. Для этого надо было лишь попросить мучителя остановиться… Разве это так тяжело? Одно благословенное слово: хватит. Необходимо попробовать. Иначе — еще новые страдания. Экзекутор не остановится, пока он не потеряет сознание.

«Прекрати! Пожалуйста! Я не могу. Больше не могу!»

Из горла вырвался хриплый крик.

— Тебе неприятно? — спросил мастер, хохоча и вгоняя иглу полностью под ребра.

Секст ощутил, как острый металлический конец проткнул легкое и вышел из спины. Кровь принялась стекать по кожаным перчаткам экзекутора, затем падая крупными каплями на песок.

Воздуха! Хоть глоточек…Он широко открывал-закрывал рот в тщетной попытке вздохнуть.

— Ну вот… — Экзекутор подошел к столу, взял кинжал, похожий на тот, что сейчас торчал из плеча Секста. — Мы же не должны пренебрегать симметрией, брат-демортиуус? А?

— Хва… хва… хватит…

Хмыкнув, мастер озадаченно поднял левую бровь.

— Так быстро? — спросил он. — Мы же только начали. Я думал, продержитесь чуточку дольше. По вам и не скажешь, что вы такой слабак. Может, старейшина Димир прав? Вы прислуживаете Пророку?

Стараясь не обращать внимания на резкую боль в груди, Секст выдавил:

— Я отвечу на все ваши вопросы… Я… я не враг.

Мастер встал перед ним, взял кинжал так, чтобы лезвие смотрело в пол, и высоко поднял оружие над головой.

— Проблема в том, претор-демортиуус, что ни мне, ни старейшине, ни Безымянному Королю не нужны ваши ответы. Дневник является более чем явным доказательством вины. Поэтому давайте продолжим?

«Нет! Не надо! Я ничего не понимаю… Пусть мне объяснят, что происходит? Или убьют. Я согласен умереть».

Кинжал по рукоятку вошел в здоровое плечо.

Перед глазами Секста ярко брызнули звезды, а затем сознание померкло. Разум нырнул во тьму небытия, где не существовало ни тела, ни звуков, ни запахов. Он ринулся в абсолютное ничто, наслаждаясь покоем. Не надо было оправдываться, не надо было пытаться объяснять логические взаимосвязи между событиями, не надо было жить. Здесь, во мраке пустоты, все воспоминания, накопленные за двадцать шесть хакима, растворялись в воспоминаниях других сущностей, погибших, спящих или потерявших сознание так же, как потерял его Секст.

Пусть и на короткое мгновение, но он освободился от реальности. И теперь ему стало абсолютно наплевать на все обязательства, на собственную честь, на прошлую и будущую жизни. Его не существовало. Само понятие движения исчезло. Перкуты растянулись в каганамы, но и каганамы превратились в перкуты. Секст хватался за обрывки воспоминаний, дабы хотя бы сохранить свою личность, но это было все равно что пытаться руками вычерпать озеро.

Свобода. Он стал свободным!

Только сейчас стал понятен истинный смысл слов Гектора: Безымянный Король, правящий Мезармоутом, — фальшивка. Потому что божество не может иметь плоть и сознание. Истинный Создатель растворен в абсолютном мраке пустоты и никак не способен управлять людьми. У него попросту отсутствует такое желание. А это значило, что городом правил… всего лишь человек. Пророк прав!

Сознание вернулось резко: ледяная вода ударила с такой мощью, что сердце на миг остановилось. Секст распахнул веки и часто-часто задышал. Он по-прежнему висел на стене в тесной темнице, в кисти больно впивались браслеты, а перед ним возвышался улыбающийся экзекутор.

— Теперь вы, претор-демортиуус, выглядите достойно! — воскликнул мастер, схватил Секста за волосы и опустил голову так, чтобы можно было разглядеть собственное тело.

Ноги испещряли острые крючки. Казалось, ни один кусочек плоти экзекутор не обделил вниманием. Стоило попробовать пошевелить лишь одной мышцей, как в мозг словно впивались тысячи, миллионы игл. Из торса торчали рукоятки кинжалов, гладиусов и стилетов. Кровь маленькими ручьями стекала из множества ран и попадала на разгоряченный песок.

— Вам нравится? — с улыбкой на лице спросил мастер. — Лично мне очень нравится. Теперь вы выглядите должным образом. Или же у вас есть какие-то замечания? Не стоит молчать, претор-демортиуус! Это же невежливо по отношению ко мне! Впрочем, о вежливости вы ничего не знаете. Подумать только: вы не спросили даже моего имени.

Секст открыл рот, но не смог выдавить ни слова. Из него вытекло слишком много крови. Не было сил бороться с чудовищной усталостью. Казалось удивительным, как он вообще умудрился еще выжить после всех мучений. Экзекутор хорошо знал свое дело. Стоило отдать должное его прекрасному мастерству.

Костяная дверь со скрипом распахнулась, и на пороге оказался Димир. Когда Секст видел старейшину в последний раз, то тот выглядел как всегда безупречно — на фиолетовом плаще не было ни пятнышка грязи, лицо выглядело надменно, а морщины покрывали только щеки, отчего его святейшество казался намного моложе своих хакима. Теперь же в темницу вошла лишь жалкая копия того человека: испачканный табард висел на нем как на вешалке, глаза поражали своей пустотой, шея и руки казались коричневыми, а глубокие трещины испещряли все лицо, сделав похожим на яблоко.

Мастер повернулся к старейшине, низко поклонился.

— Король бессмертен, — сказал он заискивающе.

Димир проигнорировал приветствие экзекутора, захлопнул за собой дверь и встал напротив Секста, тщательно изучая его глаза.

— Почему? Почему ты предал меня, претор-демортиуус? Как долго ты скрывал дневник?

— Он не может говорить, старейшина, — заявил мастер, широко улыбаясь. — Честно говоря, не понимаю, как бедняга все еще жив. Я проткнул, как вы просили, ему оба легких, вонзил в сердце гладиус, а он по-прежнему шевелится. Удивительно!