Андрей Павлухин - Апофеоз синего будильника

Скоро сказка сказывается, да нескоро тело разделывается.

«Ой, вы, гой еси, добры молодцы», — думал правдоискатель Фрол, переступая порог печально известного заведения. Редкие посетители валялись в блевотине под столами. Официантка Настасья Филипповна стояла в углу, приложив ухо к радиоприемнику, из ее глаз струились слезы. Слушая очередную серию «Клона», бедная девушка утиралась фартуком.

— Не кручинься, дитя мое, — изрек Фрол. — Баал поможет тебе.

— Воистину, — лицо Настасьи Филипповны озарилось ликующей усмешкой. — Чем отблагодарить тебя, путник?

— Умри и отдайся, — потирая закаленные землекопанием руки, предложил апологет плоти.

— Не время сейчас умирать. Война на дворе. А многие дети не ели халвы.

Фрол устыдился.

— Подай-ка, любезная, расстегаи по-калмыцки, да медовухи бочонок. И «шестерочку» «Балтики» прихвати.

— Эко ты завернул, окаянный. Типун тебе на язык. Давеча ББХБ изволили явиться, так они всю «Балтику» и вылакали. Ничегошеньки не оставили.

— А чьих он будет, ББХБ ваш?

— Крыша-с.

— Да-с. Знавал я одного Крыша. Из рода Харей. Знатный был купец. А под старость свихнулся, болезный, стал по улицам бродяжничать да мантры распевать. А как, стервец, крестиком вышивал…

Дверь распахнулась, и в закусочную вкатилось нечто сферическое и до неприличия агрессивное.

— Дань, — сказало нечто.

— Фрол, — представился Фрол.

— А денег нет, — сказала Настасья Филипповна.

ББХБ подкатился к апологету.

— И у него тоже нет, — добавила Настасья Филипповна, бесстрастно протирая лицо тряпкой.

— Будем знакомы, — выдавил из себя Колобок. — Круглый.

— А Даня кто? — вопросил Фрол.

ББХБ проигнорировал провокацию. «Враг не дремлет. Мойдодыр предупреждал».

— Солнечно нынче в полях, — перевел он диалог в другое русло.

— Не все то конопля, что курят, — подхватил Фрол.

«А он не так прост», — подумал ББХБ.

«Конечно, я не прост», — подумал Фрол.

— Кстати, о тумбочках, — зашел с другого конца ББХБ. — Не доводилось ли вам встречать оные с зелеными глазами?

Фрол уличил собеседника в ереси. Но решил поддержать заблудшую душу.

— С зелеными нынче редкость.

Разговорившись, они выяснили, что Грипперс-Трипперс их общий знакомый (в случае с Фролом — знакомый по откровению). Выяснилось, что демон должен открыть некие врата при помощи тумбочки и Синего будильника в качестве катализатора.

Тут Фрол припомнил, что читал о таинственных вратах в «Евангелии от Ессина-Маркова». Он поддержал ББХБ в его устремлениях, но сославшись на святые тексты, решительно заявил, что Вавилон должны открыть души женщин с именами, по возможности начинающимися на букву «Л». С мёртвыми телами надлежит произвести обряд посвящения только ему одному известным способом.

— Истинно, — обрадовался ББХБ, всаживая вилку в глаз Настасьи Филипповны.

Фрол, перекрестившись, приступил к обряду.

Дормидонт Никифорович с детства был болезненным чадом. Его тело постоянно было покрыто язвами, ссадинами, ушибами и прочими нарушениями телесного покрова. Дормидонт верил в Заратустру и регулярно возносил ему молитву, искренне полагая, что тот исцелит его. Поэтому ничем кроме зелёнки не пользовался. От того он и был весь зелёный, за что его и прозвали крокодил Гена, а чтобы было короче, просто Гена.

Своими трёхчасовыми повседневными молитвами он так достал Заратустру, что тот решил воздать ему по заслугам. Материализовавшись на мгновение в скромной обители раба своего, Заратустра оставил на столе зелёную таблетку откровения и записку:

«Бельё постирано, обед на столе, пей таблетку. Заратустра.»

Проснувшись утром, Дормидонт прочёл записку. Странно: бельё действительно постирано и обед на столе. Гена выпил таблетку.

Секундой позже в голове у него сложилась отчётливая картина окружающей действительности. Всё в голове было систематизировано и разложено по полочкам:

Существуют силы Света (никакого отношения к Чубайсу не имеет) и силы Тьмы.

Испокон веков существует баланс белого и чёрного, инь и янь.

Я великий Нетакой, призванный сдвинуть мировой баланс в одну из сторон.

Я должен лишь сделать выбор, которого не существует. Существует лишь причина, по которой я сделаю этот выбор, которая является частью мирового замысла, настолько сложного, что он кажется хаотичным, но это не так.

Далее следует ещё 197834 пункта. Осознав всю сущность мироздания, Гена решил воплотить в жизнь своё, известное только ему, предназначение. Запустив доильный аппарат, Гена начал писать поэму. Не то чтобы аппарат имел практическое применение, просто Дормидонту нравились издаваемые им чмокающие звуки, возбуждающие неотвратимое вдохновение. Поэма называлась «Ночной Надзор» и была посвящена перешедшим на темную сторону труженикам хлебоуборочной кампании. Кульминацией должен был стать монолог лирического героя, председателя колхоза «Лингам Ильича» невинноубиенного Захара:

Последние строки особенно запали в душу поэта. Какой экстракт смысла в слове «капуста», какой эффект присутствия и сопереживания! Какой символизм, академически оформленный в метафорах! «Я — глыба», — подумал Дормидонт, выпил самогона из древесных стружек и на несколько суток стал таковой.

ББХБ проснулся посреди кукурузного поля от доносящегося невесть откуда, сотрясавшего безмятежную душу бешеного микса темы «Paradox» группы «666» и бессмертного хита Утёсова: «Сердце, тебе не хочется покоя…».

«Странно, — думал Колобок, — уснул вроде бы дома».

Сдоба взглянул на мобилу. Творилось что-то необъяснимое: сегодня была пятница 13-е, хотя вчера была суббота 28.

«Кар-р-р, кар-р-р-р», — донеслось извне, после чего раздался характерный звук удара чего-то тупого обо что-то ещё менее острое. Это Грипперс-Трипперс врезался на всех парах в местное чучело, не справившись с управлением.

«Выбачайте кали ласка, любезный, — процедил сквозь зубы Грипперс-Трипперс и подумал, — а то мало ли, Хэллоуин там и все дела».

«Я ж тебе не маргарин Delmi, чтобы со мной разговаривать», — подумало чучело и сделало вид, что ничего не произошло.