Роберт Сильверберг - Песни умирающей земли. Составители Джордж Р. Р. Мартин и Гарднер Дозуа

Тчерук Вивисектор развернулся и оглядел гостя фасетчатыми глазами.

— А, дивишься природе моего жилища? — заметил он. — Знай — я выстроил его во вкусе Ксенс Ксордов, обитавших здесь в древности. Раса, в которой смешались черты человека и белого крылатого муравья, строила ульи, отличавшиеся простой и функциональной красотой, слагала оды чудесам природы и записывала их на восковых табличках. Ей удалось развить тончайший в мире эстетический вкус и под конец разрешить глубочайшие тайны философии и морали. Величайшие свои писания они заключали в сферы и хранили в одной из бесчисленных пустот между мирами. Затем Ксенс Ксорды вымерли: возможно, не вынесли груза собственного совершенства. Восковые таблички истаяли, а местонахождение межмирного хранилища забылось. Но сокровища их философии существуют и все еще ждут открывателя. Для того Тчерук и поселился здесь, переняв обычаи Ксенс Ксордов и заманивая к себе их маленькие крылатые души в надежде, что они вернутся и просветят его.

— И что, просветили?

— Однажды, лет десять назад, прозрачная фигурка — нечто среднее между грызуном и термитом — проникла в этот улей и осветила его своим огоньком. Я воззвал к ней с мольбой, но она исчезла. Не теряю надежды, что она вернется, и постоянно пребываю в готовности.

— Мудрая предосторожность, — кивнул Фарнол.

— Я рассказал о себе — теперь твоя очередь. Назовись, юноша, и рассказывай. Если я не заскучаю, можешь рассчитывать на ужин.

— Меня зовут Фарнол Каржский, и от Тчерука мне нужна не просто пища. Вот что со мной случилось…

Фарнол вкратце, хотя и с воодушевлением, изложил свою историю.

Тчерук слушал молча. Выражение его лица, если оно и было, скрывала маска, наклон головы выказывал внимание. Дослушав до конца, Тчерук простоял в задумчивости целую минуту и лишь потом заговорил:

— Твоя история не обманула моих ожиданий. Если бы Ксенс Ксорды были здесь и слышали тебя, они непременно предложили бы помощь. По совести, я не могу поступить иначе. Что ты хотел бы получить?

— Средство от яда, разъедающего мне внутренности.

— Найти его несложно, стоит только определить, какой это яд. Насколько я помню, в мире насчитывается девятьсот шестьдесят восемь тысяч четыреста семь элементов и декоктов, чья токсичность доказана. Возможно, девятьсот шестьдесят восемь тысяч четыреста восемь, но я не стал бы включать в список гризамин. Какой из этих ядов ты принял?

— Понятия не имею.

— Жаль. Можно безотлагательно приступить к анализам, но результатов, вероятно, придется ждать несколько лет.

— У меня не больше десяти суток. Нет, осталось уже девять с половиной! Не мог бы ты снабдить меня талисманом или руной, которая развяжет узел стеклянных ящеров?

— Никак не могу. Такие сплетения распускаются только посредством заклинания, и в моей библиотеке их множество. Я отыщу подходящее, ты заучишь его, и все будет прекрасно, как могли бы пожелать Ксенс Ксорды. Сядь, подожди, пока я просмотрю записи.

— Я пока займусь своим конем.

Фарнол прополз обратно к выходу, протиснулся через колючий куст и оказался на воле. Солнце уже истекало последними лучами. Окинув взглядом затихшие окрестности, юноша не увидел коня. Он оставил стреноженного скакуна у отверстия, ведущего в улей, набросив поводья на толстый стебель высокого болотника. Болотник был на месте — Фарнол опасливо приблизился к растению. Обрывок кожаного повода застрял на шипастом стволе, в ветвях виднелась прядь гнедых волосков, на листьях остались пятна крови.

Воздух вдруг сильно похолодел. Фарнол поспешно вернулся в шестиугольную келью, где застал хозяина на циновке перед низким столом. Тчерук листал толстый заплесневелый фолиант.

— Мой конь пропал, — доложил Фарнол, — и я подозреваю худшее.

— У тебя есть к тому все основания. Гигантские черви, обитающие в этих местах, прожорливы и совершенно безнравственны. Не оплакивай потерю, развивай в себе философский подход. Логическими аргументами можно доказать, что животное твое никогда и не существовало в природе. А теперь — внимание! Ты хорошо сделал, что обратился ко мне за советом. Я уже отыскал нужное средство: сложнейшее вербальное заклинание, известное как мгновенное взаимное отвращение. Заучи эти слоги, повтори их в нужный момент — тщательно избегая ошибок в произношении, соблюдая все ударения, интонации и перемены тона, — и твоим бедам конец. Вот, слова перед тобой, учи.

— Благодарю тебя.

Фарнол тоже уселся и принялся разглядывать пожелтевший том, раскрытый на взаимном отвращении. Рукописные строки выцвели, но ясный отчетливый курсив читался без труда. Заклинание было длинным, но отнюдь не необъятным. Представлялось вполне возможным окинуть его единым взглядом. Много ли значили прошлые тщетные попытки Фарнола овладеть колдовством? Он был ленивым юнцом, шалопаем. На сей раз он проявит прилежность, как никогда прежде, и добьется успеха.

Фарнол сосредоточенно принялся за работу. Минуты проходили в тишине. Углубившись в зубрежку, юноша не заметил, как хозяин куда-то исчез. Могущественные слоги, казалось, сопротивлялись усилиям — словно отплясывали на странице, выскакивая из поля зрения, — явление было знакомым, но обескураживающим. Прежде такие фокусы букв заставляли его признать поражение, но сегодня Фарнол упрямо пытался уложить фразы в памяти — одну за другой. Наконец за спиной у него прозвучал голос:

— Ты, конечно, давно закончил и теперь сидишь скучаешь. Прошу твоего внимания. Пора проверить, хорошо ли ты запомнил.

Фарнол, моргнув, поднял голову. Тчерук вернулся в камеру с небольшим шаром в руках. Он положил этот предмет, размером не больше кулака, на стол.

— Обрати внимание, — взмахнул рукой волшебник, — я предлагаю тебе испытать себя на несложном пятерном узле с двойным плетением нитей. Ты, конечно, легко расплел бы его, и не прибегая к магии, но давай представим, что время, опущенное на эту задачу, ограничено. Ты произнесешь мгновенное взаимное отвращение — и пять нитей, проникшись острой нетерпимостью друг к другу, с превеликой поспешностью разделятся, тем самым распустив узел. Ты готов?

— Готов.

Фарнолу очень хотелось верить, что он не солгал. Он так долго бился над этими строками, наверняка они остались при нем! Ободрившись, юноша пропел слова заклинания, и тотчас тяжеловесные объемные строки, вбитые им в мозг, истаяли, не оставив и следа. Минуту он просидел в растерянности, потом, опомнившись, принялся разглядывать узел.

Тот остался на столе, крепкий и плотный, как прежде.

Тчерук Вивисектор удивленно хмыкнул и вздрогнул под своим плащом, прозрачным и упруго трепещущим, как крылышки насекомого.

— Удивительно, — заметил маг, — впервые наблюдаю такую беспомощность. Я поражен.