Орсон Кард - Седьмой сын

Там, наверху, стоя на шатких лесах, Мишур просовывал в верхнюю часть опорного бруса деревянный штырь, чтобы закрепить им каркас шпиля. Вэйстнот на другом конце занимался тем же. Шпиль будет опираться на эти штыри до тех пор, пока не будут вставлены дополнительные брусья. Потом, когда это будет проделано, крестовину можно разобрать, если конечно она не понадобится чтобы закрепить люстру для освещения церкви ночью. Да, ночью, и цветное витражное стекло будет поблескивать в полутьме. Вот какие грандиозные планы были у преподобного Троуэра. Пусть эти простаки застынут в благоговении, пораженные величием Господним, когда увидят здание церкви законченным. Так думал он, когда внезапно Мишур издал крик ужаса, и все увидели, как под ударом его колотушки по штырю центральный брус треснул и развалился, подтолкнув громадный тяжелый шпиль так, что тот приподнялся футов на шесть в воздух. Другой конец балки выскочил из рук Вэйстнота и разметал леса как сухие ветки. Шпиль, казалось, застыл на мгновение в воздухе, и рухнул вниз, как будто нога самого Господа столкнула его.

И преподобный Троуэр даже не глядя знал, что когда шпиль достигнет земли, то кое-кто окажется прямо под ним, прямо под его серединой. Он знал это, потому что чувствовал мальчика, чувствовал, как он побежал прямо в самую опасную сторону и то, как его собственный крик «Алвин!» заставил мальчика остановиться в том самом месте, где ему находиться ни в коем случае не нужно было.

И когда он все же посмотрел туда, все именно так и выглядело: маленький Алвин стоял, беспомощно глядя на летящий к нему и готовый размазать его по полу церкви расщепленный кусок дерева. Мальчик был слишком мал даже для того, чтобы падение шпиля хоть немного замедлилось, столкнувшись с его телом. Нет, он будет размозжен, уничтожен и его кровь обагрит светлое дерево церкви. Мне никогда не смыть с себя этого пятна, подумал Троуэр – что было явно неуместно, но кто способен контролировать свои мысли в момент смертельной опасности?

Падение шпиля Троуэру представилось как вспышка яркого света. Он услышал скрежет дерева о дерево. Он услышал крики людей. Затем глаза священника снова прояснились и он обнаружил, как и ожидал, остатки шпиля на полу церкви, единственное отличие от представившейся его воображению картины состояло в том, что опорная балка раскололась надвое и между ее половинами стоял с побелевшим от ужаса лицом маленький Алвин. Целый и невредимый.

Троуэр не понимал ни слова по-немецки или по-шведски, но он прекрасно понял, что означает невнятный ропот, раздавшийся позади него. Пусть они богохульствуют, я должен понять, что произошло здесь, подумал Троуэр. Он подошел к мальчику и ощупал его голову, ища следы повреждений. Ни волоса не упало с этой головы, но она была горячей, будто мальчик стоял близко у костра. Затем Троуэр встал на колени и принялся рассматривать дерево балки. Оно было срезано так ровно, как будто дерево выросло таким, и зазор был как раз нужной ширины, чтобы мальчик прошел через него невредимым. Через секунду мать Ала уже была здесь и, сгребя его в охапку, лепетала и рыдала от облегчения. Маленький Алвин тоже плакал. Но Троуэр думал о другом. Ведь в конце концов, он был человеком науки, а то, что он только что увидел было невозможно. Священник принялся измерять шагами длину расколотой балки. Она лежала на полу и была, от конца до конца, все той же неизменной длины. Кусок дерева размером с мальчика в центре ее просто исчез. Исчез в мгновенной вспышке огня, разогревшей голову ребенка и торцы дерева, но не опалившей их и не оставившей никакого видимого следа. Тут сверху закричал Мишур, повисший на крестовине, за которую он успел схватиться, когда леса были сломаны. Вэйстнот и Калм вскарабкались наверх и благополучно сняли его. Голова преподобного Троуэра была занята другим. Все, о чем он мог сейчас думать – это существование такого шестилетнего мальчика, который мог спокойно стоять под падающим шпилем, потому что дерево расщеплялось, чтобы не повредить ему. Как Красное Море отступило перед Моисеем на вытянутую руку направо и налево.

«Седьмой сын», прошептал Вэйстнот. Парень уселся сверху на упавшую балку, неподалеку от разлома.

«Что?», спросил Троуэр.

«Так, ничего», ответил молодой человек.

«Ты сказал: седьмой сын», сказал Троуэр. «Но ведь седьмой – это маленький Калвин».

Вэйстнот покачал головой. «У нас был еще один брат. Он умер через несколько минут после того, как родился Ал», Вэйстнот опять покачал головой «Седьмой сын седьмого сына».

«Но ведь это – метка дьявола!», сказал Троуэр, пораженный ужасом. Вэйстнот пренебрежительно посмотрел на него: «Может быть у вас в Англии так и думают, но в наших местах считается, что он будет знахарем или кем-нибудь вроде того, но в любом случае он будет делать добро». Затем он подумал о чем-то и усмехнулся. «Метки дьявола», повторил он, издевательски растягивая каждое слово. «Смахивает на истерию, а?». В ярости Троуэр удалился от церкви.

Он нашел миссис Фэйт сидящей на стуле и укачивающей на коленях все еще хнычущего Алвина-младшего. Она ласково ворчала на него. «Говорила я тебе не бегать без оглядки, вечно ты под ногами болтаешься, не можешь спокойно минуты постоять, непутевый ты какой-то…»

Тут она увидела стоящего около нее Троуэра и замолчала.

«Не беспокойтесь», сказала она. «Я больше не буду приводить его туда». «Я рад, что он в безопасности», сказал Троуэр. «Если бы я знал, что моя церковь может быть построена ценой жизни, я бы предпочел все свою жизнь проводить богослужения на открытом воздухе».

Она взглянула на него и поняла, что он был совершенно чистосердечен.

«Это не ваша вина», сказала она. «Он всегда был непоседливым мальчишкой. Постоянно умудряется влезать в такие передряги, которые убили бы обычного мальчика».

«Я бы хотел… хотел понять, что там произошло». «Просто шпиль раскололся», сказала она. «Временами такие веши случаются».

«Я имею в виду, как это произошло, что мальчик остался невредим. Балка раздвинулась, не коснувшись его головы. Если это возможно, я хотел бы посмотреть его голову…»

«На нем нет ни следа», сказала она.

«Я знаю. Я хотел бы ощупать, чтобы убедиться…» Она закатила глаза и пробормотала «Копание в мозгах», но все же убрала руки так, чтобы он мог ощупать голову мальчика. Очень медленно и тщательно на этот раз, пытаясь прочесть «карту» черепа мальчика, прочесть все эти выступы и шишки, впадины и ложбины. Ему не нужно было обращаться за помощью к книге. Все эти книги были ерундой. Он понял довольно быстро – все они состояли из общих мест типа: «у Краснокожих всегда есть шишка над ухом, означающая дикость и каннибализм», – хотя, конечно, на головах Краснокожих царило такое же многообразие, как и на головах у белых. Нет, Троуэр не доверял этим книгам – но он научился подмечать кое-что общее в расположении шишек на черепах людей с различными наклонностями. Он разработал собственную теорию, собственную карту форм человеческого черепа, и проведя руками по голове Алвина, мог составить себе о нем представление. Впрочем, ничего необыкновенного он там не обнаружил. Ни одного необычного признака. Череп Алвина был настолько ничем не примечателен, что мог бы послужить примером нормальности для учебника, если бы только такой достойный внимания учебник существовал.