Орсон Кард - Седьмой сын

«Я просто хочу поговорить с девушкой, которая когда-то написала в моей книге: „Родился Создатель“. И я хочу спросить, способна ли она была наблюдать за этим Создателем раньше и может ли она это делать сейчас так, чтобы постоянно знать, что с ним».

Она смотрела мимо него и взгляд ее остановился на высоком окне, прикрытом занавеской. Солнце было низким и небо снаружи посерело, но лицо ее было полно света, Сказитель видел это. Иногда не обязательно быть ведуном, чтобы увидеть, что происходит в сердце человека. «Хотелось бы знать, не видела ли эта ведунья упавший на него однажды шпиль».

«Хотелось бы», сказала она.

«Или, скажем, мельничный камень».

«Может быть».

«И мне хотелось бы узнать, не приходилось ли ей каким-нибудь образом расщепить этот шпиль напополам или расколоть этот камень так, что один старый Сказитель смог увидеть свет фонаря, бьющий прямо через середину этого камня».

Слезы замутнили ее глаза, но это выглядело не так, будто она готова расплакаться, а так как бывает, когда долго смотришь прямо на солнце. «Кусок родовой пелены, почти совсем уже истершийся – этого достаточно для того, чтобы использовать его собственную силу и проделать несколько неуклюжих Созданий», сказала она мягко.

«Но теперь и ему известно кое-что о собственном даре и он смог переиначить то, что ты сделала для него».

Она кивнула.

«Наверное, чувствуешь себя одиноко, все время наблюдая за ним из такого далека», сказал Сказитель.

Она покачала головой. «Только не я. Вокруг меня все время люди». Она посмотрела на Сказителя и устало улыбнулась. «Проводить время с этим мальчиком, которому от меня не нужно ничего, потому что он даже не подозревает о моем существовании – иногда я даже чувствовала облегчение от этого».

«Понимаю», сказал Сказитель. «Мне тоже ничего не нужно от тебя».

Она улыбнулась. «Ах, ты старый обманщик».

«Ну хорошо, мне нужно кое-что от тебя, но это не для себя лично. Я встретил этого мальчика, и хотя я не могу смотреть в его сердце так, как это делаешь ты, мне кажется, что я знаю его. Мне кажется, я знаю, кем он может стать, что он может совершить и я хочу сказать, что если тебе понадобиться моя помощь в чем-нибудь, то тебе надо только дать мне знать, сказать, что нужно сделать, и я сделаю все, что будет в моих силах». Она ничего не ответила и даже не посмотрела на него. «До сих пор тебе не нужна была помощь», сказал Сказитель. «Но теперь у него есть своя голова на плечах и ты не сможешь делать то, что для него необходимо. Опасность теперь будет исходить не только из-за того, что что-нибудь салилось на него и поранило его тело. Не меньшую опасность несет то, что вздумает совершить он сам. Я просто хочу тебе сказать, что если ты увидишь такую опасность и тебе потребуется моя помощь, то я приду несмотря ни на что».

«Это будет удобно», сказала она. Сказано достаточно честно, Сказитель почувствовал это; но она имела в виду нечто большее, чем было сказано, и это он почувствовал тоже.

«И я хотел тебе сказать, что к первому апреля он придет сюда, чтобы стать учеником кузнеца».

«Я знаю, что он собирается сюда», сказала она. «Но к первому апреля его здесь не будет».

«О?»

«И даже в этом году».

Страх за мальчика сжал сердце Сказителя. «Получается, я все-таки пришел, чтобы спросить о будущем. Что еще ждет его? Что случится?» «Произойти может многое», сказала она. «И было бы глупо пытаться угадать, что именно. Я вижу это так, будто перед ним открыты тысячи дорог одновременно. Но из них очень мало таких, что приведут его к первому апреля сюда, и куда больше тех, на которых он будет мертв с томагавком Краснокожего в голове».

Сказитель наклонился к ней через письменный стол доктора и накрыл ее руки своими. «Он будет жить?»

«Пока хватит моих сил», сказала она.

«И моих», ответил он.

Какое то мгновение они сидели молча, рука в руке и глаза в глаза, пока она вдруг не рассмеялась и не отвела взгляд в сторону. «Обычно, когда люди смеются, я понимаю над чем», сказал Сказитель. «Я просто подумала, что если представить себе, какие у этого мальчика враги, то их нас двоих никудышные заговорщики». «Это верно», сказал Сказитель. «Но при этом наша цель такова, что в нашем заговоре будет участвовать вся природа, тебе так не кажется?» «И Бог тоже», добавила она уверенно.

«Об этом мне ничего не известно», сказал Сказитель. «По-моему, священники и богословы так зажали своими догмами бедного Отца, что не оставили ему возможности действовать самому. Теперь, когда они разработали безопасное и удобное толкование Библии, меньше всего на свете им хотелось бы, чтобы Он еще раз сказал свое слово или чтобы Его властная рука опять стала направлять этот мир».

«Я вижу Его властную руку в рождении несколько лет назад седьмого сына от седьмого сына», сказала она. «Если хочешь, называй это природой, раз уж ты обучался у всех этих философов и волшебников. Я знаю только одно – этот мальчик связан с моей жизнью так же прочно, как если бы мы были рождены из одной утробы».

Следующий вопрос Сказитель не обдумывал заранее, он просто сам собой сорвался с его губ. «Ты рада этому?»

Она посмотрела на него, и в глазах ее была невыразимая печаль. «Не особо», сказала она. И выглядела такой усталой, что Сказитель не смог удержаться, он обошел вокруг стола, встал у ее стула и обнял так, как отец обнимает дочь. Долгое время они провели в неподвижности и он так и не узнал, плакала ли она или продолжала сдерживать слезы. В конце концов она освободилась и опять отвернулась к бухгалтерской книге. Он ушел, ни сказав больше ни слова.

Сказитель не торопясь направился опять в постоялый двор. Было время ужина и ему еще предстояло рассказать много историй и проделать какую-нибудь домашнюю работу, чтобы заработать себе на пропитание. И все же все эти истории блекли перед той историей, которую он не мог рассказать, той историей, конца которой он еще не знал.

На лугу у мельницы стояло с полдюжины фермерских фургонов, за которыми присматривали люди, проделавшие долгий путь, чтобы получить муку свежего помола. Их женам больше не придется потеть над ступкой и пестиком, чтобы растолочь зерно в грубую муку для тяжелого и комковатого хлеба. Мельница работала исправно и все фермеры на многие мили вокруг возили свое зерно в городок Вигор-Черч.

Вода понеслась по мельничной канавке и гигантское колесо начало поворачиваться. Внутри мельницы сила вращения колеса передавалась зубчатым механизмом, заставлявшим вращаться заточенный «под четверть» жернов". Мельник засыпал зерно на жернов, который растирал его в муку грубого помола. Он тщательно счищал ее перед следующим помолом, затем ссыпал в корзину, которую держал его сын, десятилетний мальчик. Мальчик пересыпал муку в сито и просеивал хорошую муку в холщовый мешок. После этого он ссыпал остававшееся в сите в силосный бак и поворачивался к отцу за следующей порцией муки.