Аня Чеблакова - Смерть волкам

- Это скоро пройдёт, - сказал комендант, не оборачиваясь на глухой плеск и хрипы и глядя только на оборотней. В этих вопящих, стонущих телах, которые извивались и дёргались на уже красном от крови полу, не осталось почти ничего человеческого. Вскоре одежда превратилась в тёмные окровавленные шкуры, а крики сделались воем, который по громкости не уступал местной сирене, а по степени устрашения стократ превосходил её. Звери поднимались на лапы, оскальзываясь на перемешавшейся крови. Некоторые из них ещё выли, задрав уродливые головы, но большинство только рычали, опустив морды и глядя на врагов пылающими жёлтыми глазами.

- Они будут нападать друг на друга? - тихо спросил новенький охранник, неловкими движениями утирая рот и не осмеливаясь задержать взгляд на оборотнях больше чем на одну-две секунды.

- Конечно, будут, - хохотнул один из старших - невысокий, с блестящим розовым лицом и редкими волосами, зачёсанными на крупную лысину. - На то нам и пушки.

Молодой человек сглотнул и посмотрел на свой карабин, явно сомневаясь, что пулей из него можно прикончить одно из этих чудовищ. Комендант понял, что он думает, и сообщил ему:

- Пули серебряные, Бринтар. Один выстрел - и зверь готов.

Он поднял голову и громко отдал приказ:

- Все знают, что серебра мало! Стреляйте только в самом крайнем случае, и постарайтесь не мазать... Вот, началось!

Один из волков коротко, яростно взлаял и ринулся на другого. Тот ответил ненавидящим рыком и бросился в драку. Волки столкнулись, брызнула кровь, и это послужило сигналом к остальным - все набросились на всех, острые зубы вонзались в плоть противников, с лёгкостью разрывая толстые шкуры. Началась жестокая свалка. Вскоре кто-то из оборотней закричал так, что сомнений не оставалось: этот крик последний. Серый труп упал на пол, и в ту же секунду его лапы стали укорачиваться и всё тело уменьшаться. Бринтар зачарованно смотрел на то, как волк превращается в мёртвого ребёнка лет пяти.

- Отстреливайте самых буйных! - выкрикнул комендант, поднимая свой карабин. В следующую секунду он уже выстрелил в голову огромному оборотню, дравшемуся сразу с тремя противниками. - Уже двое вышли из строя!..

- Посмотри-ка туда, - негромко сказал один из молодых людей другому. - Вон там, в свалке... двое волков, один тёмный, второй посветлее, видишь?..

- Ага, - кивнул тот, приглядевшись. - Они будто бы действуют заодно.

Эти два волка и вправду всегда держались вместе и бились плечом к плечу, защищая не только себя, но и друг друга. Оба уже были изранены так же, как и другие, но по-прежнему крепко стояли на лапах и угрожающе рычали на всех, кто приближался.

Тем временем большинство оборотней стали понемногу успокаиваться. Они отползали к стенам и забивались в углы, зализывая раны. Только пять-шесть самых бешеных драчунов ещё кружили в середине Колодца, гневно рыча и лая друг на друга. Внезапно светлошёрстный оборотень из так заинтересовавший охранников пары с яростным воем кинулся на одного из врагов, оставив своего тёмного друга позади. Два оборотня столкнулись и отшвырнули друг друга ударами в стороны, но это их не обескуражило - они снова ринулись в драку. Кроме них, никто больше не дрался - оборотни отошли в стороны и смотрели на схватку с тем же интересом и спокойствием, как и конвоиры на галерее.

- Это волчицы, - сказал кто-то.

Это и в самом деле были девочки-оборотни, но дрались они с не меньшей злобой и жестокостью, чем мальчики. Не прошло и полминуты, как одна из них, попытавшись цапнуть соперницу в плечо, неосторожно обнажила свою шею, и другая в мгновение ока разорвала ей горло. Застонав почти человеческим голосом, волчица рухнула на пол, её лапы конвульсивно дёргались. Победительница воинственно взвыла, задрав окровавленную морду, и кое-кто ей ответил.

Комендант сверкнул глазами:

- Эта деваха просто разбойница!

- Пристрелить её, комендант? - спросил один из сержантов.

- Пока не надо. Видишь, она отступает. Сейчас они все ненадолго успокоятся. Можно закурить.

Те, кто принёс с собой сигареты, с облегчением поставили ружья к барьеру и полезли в карманы. Тем временем оборотни, прекратив драться, лизали свои раны, жались к стене и глухо рычали друг на друга, а к окровавленным трупам детей прибавился ещё один - на красном блестящем полу остывала Нейсури.

Ночь продолжалась долго. Часы спокойствия сменялись минутами ожесточённых драк, во время которых Колодец изредка гремел одиночными выстрелами, за которыми следовал короткий визг умирающего оборотня. Наконец небо посветлело, и луна, хоть она и не зашла, стала быстро бледнеть и как будто бы таять в голубоватом просторе. И вместе с ней таяли силы оборотней - их вой сделался почти жалобным, лапы устало подкашивались и скользили, головы тяжело опускались. Через какое-то время они снова закричали от боли - но в этот раз их голоса из волчьих медленно превратились в детские. Бринтар и несколько других молодых людей с ужасом и отвращением взирали на окровавленные детские тела в разодранной когтями одежде, тела, которые казались мёртвыми, а некоторые и были такими. Дождавшись, пока юные оборотни перестанут дёргаться и бесчувственно застынут на полу, комендант дал команду разносить их по камерам. Вооружившись носилками, конвоиры зашагали вниз. Самых маленьких они укладывали на носилки по двое и по трое, со взрослыми приходилось возиться дольше. Двенадцать ребят пока что оставили в Колодце: сегодня им предстояло оказаться не в своих камерах, а в морге.

Странно, но воспоминания о полнолунии никогда не бывают отчётливыми и последовательными. Вспоминать то, что делал после превращения - это всё равно что вспоминать сон, увиденный во время тяжёлой болезни. Отрывистые расплывчатые кадры сменяются тёмными провалами, громкие крики внезапно стихают, пронизанное красным цветом буйство сменяется апатией и тупой болью. Ты знаешь о том, что делал - знаешь это по словам свидетелей, по своим свежим ранам, по залитой кровью одежде, по свежим следам на лесной тропе, в которых серебрится роса - ты знаешь, но почти не помнишь. Тот, кто мог бы вспомнить, спит глубоким сном у тебя в груди и его, к счастью, не добудиться - а ты, всю предыдущую ночь притиснутый к какому-то краешку сознания, чувствуешь себя беспомощным и разбитым, и первое, что делаешь, когда твоё тело наконец-то начинает повиноваться тебе - в страхе оборачиваешься по сторонам, каждую секунду опасаясь увидеть рядом останки того, кто сегодня ночью не смог от тебя убежать.

Так было и в этот раз. Веглао пришла в себя в своей камере. Всё болело, как будто её сильно избили, и глаза не хотели открываться. Она была такой же обессилевшей, что и месяц, и два месяца, и полгода назад после полнолуния, и боль от ран была такой же, но тогда во рту не было чужой крови, от воспоминаний о которой тошнота подкатывает к горлу.