Евгения Барбуца - Сказка для волка

Никогда не думала, что буду скучать по солнечному свету. Нет, серьезно, раньше я многое дала бы за чашку кофе, сигарету, плеер с музыкой, а сейчас буду рада простому лучу солнца. Странно осознавать тот факт, что впала в уныние из-за невозможности взглянуть на звезду, сверкающую в небе. Сколько я уже тут? Не помню. Здесь нет времени, тьма окутывает бесконечными минутами боли. Даже если прошло всего несколько дней, для меня они давно превратились в вечность. Тяжелые оковы успели стереть лодыжки в кровь. Но боль в ногах ни что по сравнению с той, другой болью. Или другой боли нет? Есть одна сплошная ломающая кости и рвущая связки? Не понимаю.

Наверное, надо сменить позу, иначе мышцы затекут. Не помню, почему затекшие мышцы это плохо, но все же поднялась с ватного матраца, лежащего на бетонном полу. Подтянула к груди ноги и на согнутые колени положила тяжелую голову, мои распущенные волосы рассыпались, укутав меня словно одеялом. Они, наверное, грязные, я ведь давно не была в душе. Металлическая цепь привычно лязгнула во тьме. В моей камере было темно, сюда не проведено электричество, зато сухо и тепло. Ну да, он же заботится обо мне.

Я любила такие моменты. Время затишья, когда боль отступает. Когда мне не надо ломать себя, когда я не слышу треск собственных костей, когда не слышу, как лопаются натянутые до предела жилы. Первое время я кричала, умоляла помочь, сама не понимая, кто и как должен был это сделать. Наверное, пристрелить меня, чтоб не мучилась. Но потом я сорвала голос, и кричать перестала. Он говорит, что ему больно видеть меня такой. Поэтому он не приходит ко мне? Я просила перестать, он же любит меня, и я его люблю, почему тогда он позволяет мне страдать? Так плохо и страшно здесь одной. Но он уходил. Всегда. Каждый раз обещая, что скоро все закончится. Все они обещают.

В последнее время все чаще приходит мысль о конце. Хочется уснуть и больше не просыпаться. Перестать существовать.

А ведь меня предупреждали.

Поначалу я злилась, потом стало страшно. Мне до сих пор страшно, когда это начинается. Он никого не пускает ко мне, говорит это опасно. А я и рада, потому что сама прихожу в ужас от того в кого превращаюсь. С одной стороны монстр, с другой слабое существо готовое унижаться лишь бы перестали истязать слабое тело. А ведь раньше я и подумать не могла, что паду так низко. Что осталось от той гордой и сильной девочки? Как в свои двадцать три я докатилась до жизни такой? Пожалуй, пока меня вновь не скрутил приступ, я расскажу вам сказку. Страшную сказку, о том, как злые волки выявили суицидальные наклонности у глупой Красной Шапочки.

Как же приятно вырваться, наконец, из городской духоты, вздохнуть полной грудью чистейший воздух сибирской тайги, и просто расслабиться на девственном лоне первозданной природы. Вам, наверное, интересно, что я делаю на этом самом девственном лоне? Так отдыхаю, в который уже раз. Есть у меня странность — очень сильно люблю природу, особенно лес. И откровенно терпеть не могу большие скопления людей. По этой причине дядя, по совместительству являющийся моим опекуном, каждое лето отправляет меня не на Средиземное море, как принято в наших кругах, а в глубокую сибирскую тайгу. В этой глуши ни то, что дорог нормальных нет, здесь и связи никогда не водилось, что, кстати, является пунктом «за». Вдобавок ко всему, местное население радует своим малым количеством на один квадратный метр. Пункт «против» только одни, сюда действительно трудно добраться.

— Руся, детка, ты чего без панамки? Обгоришь ведь, — вышла на крыльцо баба Клава.

Баба Клава, выдающаяся во всех отношениях женщина преклонных лет, у которой на протяжении пятнадцати лет останавливаюсь на лето. Точно не помню, кем она приходится дяде, но я к ней отношусь как к родной. Пожалуй, она одна из тех немногих избранных, рядом с которыми я чувствую себя комфортно и спокойно.

— Баб Клава, так я ненадолго, прогуляюсь в поселок и сразу домой, — задорно крикнула, отворив калитку.

Дело в том, что избушка бабы Клавы находится на отшибе маленькой таежной деревеньки. Местные жители промышляют охотой, рыбалкой и лесом. До районного центра далеко, шоссе или железная дорога так же не близко, чужих здесь и нет вовсе.

В деревне мне нужно зайти в единственный на весь поселок магазин, потом вернусь домой переодеться, и можно будет отправляться в лес на прогулку. В предвкушении долгожданного уединения я сделала музыку в наушниках громче и глубоко вдохнула чистый воздух.

Знала бы, чем мне обернется та прогулка, осталась бы дома, заперев одну единственную дверь на замок, и ставни на окнах гвоздям забила. Да что там, первым же автобусом к дяде!

— Здравствуйте, — вхожу в прохладное помещение местного магазинчика. Возле прилавка сегодня собралось довольно много народа и все сплошь женский пол.

Подобное скопление людей откровенно нервировало. Показывать собственное напряжение толпе нельзя, так что рефлекторно расправляю плечи, выпрямив спину.

— Здрасте-здрасте, — закивали почтенные матроны.

Перспектива отстоять в очереди не радовала, но пришлось смириться с неудобным фактом и засунуть свое недовольство на пару с гонором куда подальше. Потерплю, ничего страшнее допроса с пристрастием со мной не случится.

— А ты чейная будешь? — вдруг обратилась ко мне одна из матрон.

Началось. Я подавила тяжкий вздох и натянула на лицо дежурную улыбку. Моя улыбка на людей действует невероятно расслабляюще.

— Я к бабе Клаве на лето приехала, — отвечаю максимально доброжелательно.

Нельзя злиться на людей за то, какие они есть… за то что они вообще есть тоже злиться не стоит.

— Внучка что ли? — спрашивала все та же матрона.

— Валька, да ты чего? Нет у Клавки внуков, одна она, — заявила другая женщина.

И ведь они прекрасно знают кто я, потому как деревня настолько маленькая, что каждый ее житель помнит своих односельчан по имени и дате рождения.

— Так это ж Руська, она каждый год к Клавке приезжает. Двоюродная она, — послышался еще один голос из толпы.

В этот момент от прилавка, наконец, отошла дородная женщина, давая возможность пройти следующей.

— Ишь, какое имя не русское, — нашла к чему придраться первая говорившая.

Я решила промолчать, хотя так и тянуло послать куда подальше, беспардонных бабищ. Лишь улыбка переросла в оскал.

— Так к Нинке тоже кто-то приехал. Да на машине такой крутой заграничной, как только не побоялся по нашим-то дорогам? — разговор с моей персоны перешел на светлый образ неизвестного мне человека, за что ему спасибо.

— А ты видала ту машину? На таких только богатые и ездят, я по телевизору видела. Чай если у него денег куры не клюют, чего бы ему о машине беспокоиться, — слышу ворчливое заявление справа.