Андрэ Нортон - Серая магия. Колдовской мир. Паутина колдовского мира

— Фальк, — женщина произнесла это имя и опустила фигурку в центр алого квадрата, как раз на изображение рыбы. Брайант не мог побледнеть — он и так был слишком бледен, но Симон заметил, что юноша конвульсивно глотнул прежде, чем ответить:

— Фальк Верлейнский.

Женщина достала из корзины вторую фигурку и протянула ее соседке Симона. Теперь Симон мог лучше оценить совершенство работы. Поставив фигурку на изображение перед Симоном и Властительницей, женщина не назвала никакого имени, но протянула фигурку Симону, чтобы тот смог рассмотреть и узнать ее. Симон смотрел на маленькую копию главы Горма. По его мнению, сходство было абсолютным.

— Горм! — он произнес это, хотя не мог дать Колдеру лучшего имени. И женщина аккуратно поставила фигурку на коричнево-золотого сокола.

Пять фигурок стояли на символах своих земель, пять совершенных изображений живых мужчин и женщин. Но почему и с какой целью? Симон снова посмотрел направо. Крошечные ножки Алдис держала в руке волшебница, ноги фигурки Фалька — Брайант. Они напряженно всматривались в фигурки, причем на лице Брайанта было видно беспокойство.

Внимание Симона вновь обратилось к стоявшей перед ним фигурке. Смутные воспоминания о старых сказках ожили в его мозгу. Неужели сейчас будут втыкать иглы в сердца фигурок, чтобы их оригиналы заболели и умерли?

Властительница крепко взяла его за руку — точно так же брали за руку в Карсе при изменении внешности. Другая ее рука образовала полукруг у основания фигурки в шапке. Симон повторил ее жест, и кончики их пальцев соприкоснулись.

— Думай о том, что перед вами, с кем вы будете связаны спором о власти или кровью. Выбросьте из головы все остальное, оставьте только его. Вы должны согнуть его, подчинить себе и использовать для нашей пользы. Либо мы выиграем игру Силы за этим столом в этот час — либо навсегда проиграем!

Взгляд Симона был сосредоточен на фигурке в шапке. Симон не знал, смог бы он оторвать взгляд, если бы захотел. Он решил, что его пригласили участвовать в этой странной процедуре только потому, что он единственный из всех видел этого человека в Горме.

Крошечное лицо, полузакрытое металлической шапкой, росло, оживало. Через расстояние Симон снова смотрел на него, как смотрел в той комнате в сердце Сиппара.

Вновь глаза этого человека были закрыты и он занимался своим загадочным делом, а Симон продолжал изучать его. Он знал, что вся его вражда к колдерам, вся ненависть, рожденная тем, что он видел в городе, их обращение с пленниками, собралось воедино в его мозгу, как человек собирает смертоносное оружие из мелких, незначительных деталей.

Симон больше не был в этой палатке, где шумел морской ветер и шуршал песок на изображении сокола. Он стоял перед человеком в шапке в сердце Сиппара, приказывая ему открыть глаза, взглянуть на него, на Симона Трегарта, вступить в сражение не мышц, а разумов, в сражение воли.

Глаза открылись, и Симон заглянул в них, в их темные зрачки, увидел веки, приподнятые, как будто в удивлении и ожидании надвигающейся угрозы.

Глаза удерживали глаза. Постепенно уходили плоские черты лица, само лицо, металлическая шапка над ним, оставались только глаза. Симон чувствовал, как из его руки и руки Властительницы льется поток Силы, их силы объединились: Симон почувствовал себя нацеленной стрелой.

Вначале колдер смотрел на него уверенно, но вот он попытался освободиться от этой связи глаз, разумов, но слишком поздно понял, что оказался в ловушке. Он боролся, не желая в своем высокомерии признать возможность поражения.

Симон чувствовал нарастающее напряжение. В глазах колдера появилось выражение страха, оно сменилось ужасом, а потом все сгорело. Симон знал, что теперь уже смотрит на пустую оболочку, которая выполнит его приказ так же, как рабы Горма выполняли приказы своих хозяев.

Симон отдал приказ. Сила Властительницы подкрепляла его: Властительница ждала, готовая помочь, но не вмешивалась. Симон же был уверен в покорности врага. Тот, который распоряжался Гормом, пришел в негодность: барьер будет снят. Теперь у Эсткарпа в Горме будет послушный робот.

Симон поднял голову, открыл глаза и увидел раскрашенную поверхность стола, на которой его пальцы все еще сжимали руку Властительницы у ног маленькой фигурки. Но манекен больше не был совершенным. Под изображением металлической шапки голова представляла собой гладкий пузырь расплавленного воска.

Властительница высвободила руку, Симон посмотрел направо и увидел побледневшее лицо, темные глаза. Та, которая конкретизировала свою волю на Алдис, откинулась без сил на спинку стула.

Фигура Фалька Верлейнского лежала плашмя, а Брайант сгорбился над ней, закрыв лицо руками, его влажные бесцветные волосы прилипли к голове.

— Сделано, — тишину нарушила Властительница. — То, что может Сила, сделано. И никогда она не действовала так мощно, как сегодня! Теперь время огню и мечу, ветру и волне служить нам, если мы сумеем ими воспользоваться, — голос ее звучал истощенно.

Корис ответил ей, взмахнув топором Вольта:

— Будьте уверены, леди, мы используем любое оружие, данное нам судьбой. Маяки горят, наши армии и корабли движутся!

Хотя земля под Симоном качалась, он встал. Та, что сидела слева от него, быстро положила руку на стол, не коснувшись его руки. Не выразила она в словах и того отказа, который выражался каждой линией ее тела.

— Война, которая начинается в соответствии с вашей Силой, — заговорил Симон, обращаясь к ней, как будто они были одни, — ведется по обычаям Эсткарпа. Я же знаю другие способы ведения войн. Я участвовал в вашей игре, леди, а теперь сыграю в свою!

Он отошел от стола и подошел к капитану, который встал и нерешительно положил руку на стол. Брайант смотрел на фигурку перед собой. Она лежала, но оставалась нетронутой.

— Я никогда не претендовал на обладание Силой, — сказал Брайант глухим, хотя и мягким голосом. — Похоже, я потерпел неудачу. Может, меч и щит послужат мне лучше.

Корис шевельнулся, как бы возражая, но волшебница, которая была с ними в Карсе, быстро заговорила:

— Для всех, кто едет или плывет под эсткарпским знаменем, существует свободный выбор. И никто не должен мешать этому выбору.

Властительница кивнула в знак согласия. Так, втроем, они и вышли из палатки: Корис, напряженный, живой, с прекрасной головой на гротескных плечах, с раздувающимися ноздрями, как будто он ощущал в воздухе нечто большее, чем запах соли; Симон, двигающийся медленно, чувствующий, как усталость охватывает его, но поддерживаемый желанием увидеть конец приключений, и Брайант, надевший на голову шлем, обернувший вокруг шеи металлический шарф: и глаза его смотрели прямо, как будто привлеченные чем-то или удерживаемые чем-то большим, чем его воля.