Джин Вулф - Воин тумана (сборник)

Я сказал затем, что уже общался с вами, – всегда ведь лучше предупредить наушников, которые передадут сплетни о тебе, – узнав, что вы купцы, почему и запряг в повозку лучших своих мулов и поехал в лагерь, желая предложить вам кое-какие товары. Я также отметил, что Эгбео – отличный воин (Эгбео командует вашими стражами, понимаете? Я его подкупил – стоило это недорого, – и мне не хотелось, чтобы у него были неприятности).

Потом я якобы выяснил, что вы вовсе не купцы, а паломники, посланцы Афин. Про Афины Котису хорошо известно; для него Афины и Аргос – самые крупные торговые партнеры. И я посоветовал ему поскорее покончить с этим делом к обоюдному удовлетворению, чтобы потом не было неприятностей, так что, если он прикажет своим людям слушаться меня, я постараюсь все для него уладить.

Он улыбнулся и сказал: "Когда взойдет луна". И все воины вокруг тут же принялись вопить: "Гей! Гей!" Тут-то я и понял: что-то затевается, и сказал, что лучше бы все начать сразу после полудня. Но он покачал головой и говорит: "Клетон, друг мой, не стоит тебе сегодня беспокоиться. Поедешь и все уладишь завтра, получив на то мое разрешение". Я поклонился ему три раза и вышел, сказав, что счастлив служить ему. Сел в повозку, доехал до храма Плейстора и сказал, что хочу видеть Эобаза. Верховным жрецом этого храма является сам Котис, но там есть и другие жрецы, я хорошо знаю двоих, и, когда я сказал, что приехал прямо из дворца и мне нужно договориться насчет завтрашнего дня, мне тут же позволили переговорить с Эобазом.

Кто-нибудь из вас видел этот храм? – Мы сказали, что никто. – Вы только не думайте, что это такое же прекрасное мраморное здание, как у нас в Элладе.

Храм довольно большой, но построен из местного камня – известняка, скорее всего – и довольно узкий, потому что люди в здешних местах опасаются класть длинные балки. Вход расположен в торце. Там есть зал, где самые знатные могут укрыться в плохую погоду. В зале – алтарь и тому подобное, а еще – огромная деревянная статуя. Позади нее висит прекрасный занавес, который я привез для них из Сидона. Женщины из здешних знатных семейств вышили на нем изображение бога: он скачет верхом на коне, рядом бежит его ручной лев, в одной руке Арес держит копье, а в другой – рог для вина. Они хотели еще в нижнем углу изобразить Залмокса [190] Залмокс – фракийский колдун, впоследствии обожествленный и обладавший умением менять свое обличье; его имя своим происхождением, видимо, связано с фракийским словом zaimo, что значит "шкура". в обличье кабана, но там уже места не осталось, да и все равно Залмокса закрывала бы статуя.

Так что я посоветовал им вышить только его передние копыта, а голова…

Эгесистрат прервал его, подняв руку:

– Так, значит, ты смог поговорить с Эобазом?

Клетон кивнул:

– Они держат его в задней комнате. Там есть окно, но очень маленькое, не пролезть, да еще в оконный проем вделана пара железных прутьев. Котис, по-моему, собирается его в жертву принести.

Не думаю, чтобы Эгесистрата легко было удивить, но тут он удивился.

Даже глазами захлопал. Иппофода коснулась его плеча, и он перевел ей слова Клетона, правда, очень коротко. Я сказал Клетону, что и не знал, что здешнее население совершает человеческие жертвоприношения.

– Только цари, – отвечал он с важным видом, заложив руки за спину и выпятив грудь. – Царям не к лицу приносить такие же жертвы, какие приносит простой люд, поэтому все остальные – и простолюдины, и высокородные – приносят в жертву животных, как и в наших краях, а цари – людей. Обычно это пленники, которых захватывают во время набегов. Вам надо помнить, что здешний царь не простой человек. Он ведет свой род от Терея [191] Терей – в греческой мифологии фракийский царь, сын Ареса, зять Филомелы и отец Итиса. – многие его предки носили то же имя, а первый Терей был сыном самого Плейстора. А Плейстор – сын Котито, или Котис, так они называют нашу Рею [192] Рея – дочь Урана и Геи, сестра и супруга Кроноса. В качестве матери олимпийских богов отождествлялась с малоазийской Матерью богов Кибелой. , да еще иногда он выступает в роли ее возлюбленного. Вот почему, когда царь встает перед алтарем в своих священных одеяниях и отрубает голову человеку, всем становится ясно, что это именно царь, существо высшего порядка.

– Когда будет совершено жертвоприношение? – спросил Эгесистрат.

– Завтра, – ответил Клетон. Иппофода знала это слово; я увидел, как побледнело ее лицо, чувствуя, что и сам побелел от ужаса. Никто не произнес ни слова, пока Клетон не добавил:

– Царь перенес дату; предполагалось, что жертвоприношение состоится не ранее следующего месяца.

Снова воцарилась тишина. Потом Ио спросила:

– А сам Эобаз об этом знает?

Клетон кивнул:

– Он мне об этом и сообщил. А потом я поговорил со жрецами, сказал, что хотел бы видеть всю церемонию – она ведь не тайная, наоборот! Жрецы сообщают о ней всем, рассылают глашатаев и все такое прочее, как только Котис распорядится насчет жертвоприношения. Если хотите знать мое мнение, у него на уме только весеннее предсказание оракула.

Эгесистрат крякнул и попросил:

– А может, ты расскажешь об этом поподробнее?

– Ну, каждый год здешний правитель отправляет послов на остров Лесбос, где в храме Бромия [193] Бромии (греч. "шумящий") – одно из прозвищ Диониса. в подземелье хранится голова Орфея. Вам об этом известно? Голова вроде бы по-прежнему живая. И вот, в благодарность за подношения, привезенные послами, голова дает разные добрые советы на грядущий год. Обычно ничего особенного – чепуха, вроде того что следует опасаться чужаков, доверять друзьям и тому подобное. Но иногда голова говорит такое, что волосы встают дыбом; после таких предсказаний царь режет глотки даже некоторым своим ближайшим родственникам.

– Надо полагать, – вставил Эгесистрат, – что в этом году было как раз такое предсказание? Что именно сказал оракул?

– Хочешь услышать его собственные слова? – спросил Клетон.

– Это было бы лучше всего, если ты их помнишь.

– Я их в жизни не забуду, даже если бы хотел! Предсказания головы повторяют каждый год на празднествах, а в этом году добрая половина жителей Кобриса обсуждала их на все лады. С ума можно было сойти! – И Клетон нараспев продекламировал что-то по-фракийски.

Эгесистрат глубоко задумался, держа себя за бороду и полузакрыв глаза, а потом обратился к Иппофоде на языке амазонок. Она испуганно уставилась на него и притронулась к своей шее. Он пожал плечами и отвернулся.

– Не уверен, что смогу перевести это в стихотворной форме, но все же попробую, – сказал он нам.