Джин Вулф - Воин тумана (сборник)

Так вот, я, собственно, хотел сказать, что, по-моему, именно мой братец виновен в той печали, что гнетет тебя. Скорее всего, он опутал тебя какими-то чарами. Я решил безотлагательно поговорить с тобой, узнав, что он здесь и собирается присутствовать на Играх. Надеюсь, ты помнишь, как он выглядит? Если нет, твой друг сможет указать тебе на него.

Излагая все это в своем дневнике, я и понятия не имел, что мы действительно вскоре встретим этого человека, которого зовут Эгесистратом из Элиды. Едва я дописал последнее слово, как пришел Диокл и мы направились туда, где судейская комиссия заносила в списки будущих участников Игр – их было великое множество, и они, насколько я понял, прибыли не только из Эллады, но и отовсюду, где говорят на языке эллинов.

Всех в первую очередь внимательно осматривали, ибо, согласно правилам, в состязаниях могут участвовать только эллины. Жена чернокожего сказала мне, что чернокожий тоже очень хотел принять участие в соревнованиях по бегу и в метании дротиков, но ему отказали, хотя он предложил сразу уплатить необходимый взнос. Некоторое время нам с Диоклом пришлось подождать, и наконец мы подошли к одному из судей.

Это был знакомый Диокла, и они дружески приветствовали друг друга.

Диокл представил всех нас и пояснил, что чернокожий понимает, что его к соревнованиям не допустят, однако мечтает изучить механизм проведения Игр, дабы учредить нечто подобное среди своих соотечественников. Имя Пасикрата занесли в три свитка, как только за него были уплачены взносы.

– Ты эллин? – спросил судья, внимательно вглядываясь в мое лицо.

– Конечно, – сказал я и объявил (как меня наставляли Тизамен и Диокл), что я гражданин Спарты.

– Это он просто так сильно загорел, Агатарх, – вмешался Диокл. – Мне его регент Павсаний рекомендовал. Пришлось взять.

– Ясно. – Судья пригладил бороду.

– Он будет управлять колесницей великого регента, – сказал Тизамен. – Меня ведь тоже сделали гражданином Спарты, хотя обычно меня называют Тизамен из Элиды. Благородный Пасикрат, спартанец по рождению, я уверен, готов за него поручиться.

Глаза всех обратились к однорукому спартанцу, который прошипел как змея:

– Да, он житель Спарты – но никакой не эллин!

После чего случилось нечто такое, что мне и в голову прийти не могло.

Тизамен взвился от негодования и с кулаками набросился на однорукого, который испуганно отшатнулся; страх был прямо-таки написан у него на лице.

Диокл ловко отгородил его от разъяренного прорицателя.

– Тут не без ревности, Агатарх, ты же понимаешь…

Судья пожал плечами:

– Ну что ж, Латро Спартанский, проверим, действительно ли ты эллин.

Почитай нам какие-нибудь стихи, а мы послушаем.

Я признался, что ни одного стихотворения не помню.

– Ну что-нибудь ты же должен помнить! Как насчет вот этого:

Печаль охватила меня – я точно слышал стон неведомой женщины на ветру.

Глаза мои наполнились слезами. Я лишь молча качал головой.

– Господин мой, – шепнул мне Тизамен, – теперь твоя очередь читать стихи, иначе… Киклос на тебя станет гневаться.

Дворец моей памяти вставал передо мной камень за камнем. Я спешил от статуи к статуе – от мужчины с головой крокодила к другому – с головой ястреба.

– Ну? – нетерпеливо поторопил меня судья.

Я попытался припомнить, что он говорил о богине с золотыми стрелами, хоть и не знал – как не знаю и сейчас, – что это означает. На мгновение мне показалось, что она мелькнула у него за спиной, ее нежный светлый лик светился прямо над его темноволосой головой, и сразу же невесть откуда возникли у меня на устах полузабытые строки:

Еле слышно до меня донесся чей-то крик: "Что?… Латро!"

– Латро, это же я, Пиндар! – Он был старше меня по крайней мере лет на десять и значительно ниже ростом, однако заключил меня в поистине медвежьи объятья и даже немного приподнял над землей.

– Хорошо, он будет участвовать в состязаниях на колеснице великого регента, – пробормотал, записывая, судья. – А также – драться на кулаках.

И участвовать в панкратионе.

Пиндар и чернокожий тем временем устроили настоящую пляску, подскакивая, точно камни в праще, и обнимая друг друга.

Так было условлено после долгих споров. Фаретра уезжает завтра со своей царицей, Фемистоклом, Эгесистратом и прочими. Между тем прибывают все новые путешественники, у меня просто глаза разбегаются. В городе только и говорят, что об огромном лагере гостей, который разрастается с каждым днем. Когда Пиндар пригласил нас выпить с ним вина, я засомневался, что в Дельфах осталась хоть капля, да и местечко, где можно было бы спокойно посидеть, вряд ли нашлось бы. Но Пиндар повел нас в гостиницу, где останавливается всегда, когда сюда приезжает.

– А приезжаю я каждые четыре года, – сказал он, – когда проводятся Пифийские игры. Я, правда, еще ни разу не выиграл, но надежды питаю большие – очень большие! – именно в этот раз. Да и для дела моего полезно бывать на публике.

Считая его слишком старым для соревнований по бегу, я спросил, не дерется ли он на кулаках, чем ужасно насмешил их с Диоклом (Пасикрата и Тизамена с нами не было, хотя Пиндар пригласил их обоих. Пасикрат ни за что бы не остался, а Тизамен, как мне кажется, опасался, как бы однорукий не поговорил с регентом наедине).

Мы пили вино, и Диокл с Пиндаром объясняли мне, как проводятся Игры.

Оказывается, там есть состязания в музыке и пении, а не только в силе, ловкости и быстроте. И вот сейчас я даже прервал свои записи, чтобы еще раз уточнить порядок проведения Игр. В основном он таков.

Пение под аккомпанемент лиры. Пиндар как раз стал репетировать, когда мы допили вино. Стихи непременно должны принадлежать самому участнику соревнований и исполняться впервые.