Анна Чеблакова - Смерть волкам (СИ)

Вторым её решением было извиниться перед Тальнаром. Теперь она горько пожалела о тех необдуманных злых словах, которые наговорила Тальнару тогда, в Тенве, и о том унижении, которое заставила его испытать на горе несколько дней назад. Она своими глазами увидела тёмные пещеры, дым и чад, темноту, убогие норы в камне, где люди спят вповалку на каких-то подобиях постелей, бледных и худых детей, усталых озлобленных взрослых. Уже после одного дня, проведённого в душной и холодной пещере, ей стало так тоскливо и плохо, физически плохо, что она отдала бы что угодно, лишь бы никогда сюда больше не возвращаться. А каково было Тальнару провести здесь без малого четыре года! Неудивительно, что он сломался. И как только она смела его осуждать? Бесконечные месяцы в этой могиле, рядом с Кривым Когтем, в то время как она жила в Лесистых горах, на свободе, и каждое утро, просыпаясь, видела небо и лес, а не глухие стены и больные лица, слышала шум ветра и пение птиц, а не кашель, вздохи и ругань. Веглао казалось, что весь воздух этих пещер, пропахший потом, каким-то мерзким куревом, кровью и мочой, вызывает болезни и злобу.

За этими раздумьями её и застали оборотни, принесшие завтрак. Это были три молодые женщины, две из которых несли подвешенный на жердь котёл, а ещё одна — стопку мисок. У большинства больных миски были при себе, но, очевидно, некоторые попали в лазарет внезапно и не успели никого послать за своей посудой. Эта третья женщина быстро обошла всех, у кого не было тарелки, и, на миг вернувшись к своим товаркам, разливавшим кашу, подошла и к Веглао. В руках она несла ещё одну миску, над которой курился парок. При взгляде на неё девушка почувствовала волнение: приветливое, чисто умытое лицо молодой женщины, обрамлённое пушистыми светлыми волосами, было изуродовано — у неё была раздвоена верхняя губа. «Кажется, — подумала Веглао, — я теперь знакома с госпожой Нерел».

— Здравствуй, Луя, — ласково сказала девушка. — Меня зовут Заячья Губа. Я принесла тебе завтрак.

С этими словами Заячья Губа присела рядом с Веглао и поставила миску на пол рядом с её постелью. От миски исходил сильный приятный запах дыма и бобовой каши. Веглао уже очень давно не ела бобов — в Лесистых горах они не росли.

— Спасибо, — сказала девушка и нарочито неуклюже села, прислонясь спиной к стене. Заячья Губа, сияя, вытащила из кармана платья завёрнутую в лист какого-то растения деревянную ложку и протянула её Веглао.

— Это Камир Рыжий сделал для тебя, — с улыбкой сказала она. — Правда, хорошая ложка? Он вчера весь вечер работал.

— Надо будет сказать ему спасибо, — ответила Веглао. — Только поднимусь на ноги.

— Ты кушай, кушай, — поспешно сказала Заячья Губа. — Тебе надо набираться сил. Какая ты худенькая, Луя!

— Даже сисек нет, — поддакнул лежащий неподалёку молодой оборотень, чья грудь была обмотана грязноватым бинтом, чёрным от крови.

— Замолчи, Юил! — взвилась Заячья Губа, сверкнув на юношу своими серыми глазами. — Тебе только бы обижать других!

— Сама заткнись, уродина, — бросил Юил, кинув на девушку полный отвращения взгляд. — Ну, чего вытаращилась? Иди, пожалуйся Червяку, если хочешь. Я даже сейчас его так отделаю, что он неделю засмеяться не сможет.

— Юил, тебе ещё повезло, что ты ранен, — спокойно сказала Веглао, взглянув на него. — Лежачих я не бью.

Юил презрительно покосился на неё. У него были очень тёмные, почти чёрные глаза и грязные спутанные волосы, определить цвет которых не представлялось возможным. Щёки были запавшими, а на лбу, несмотря на юный возраст, уже появились глубокие морщины.

— Руки коротки, соска. Кушай, не обляпайся, — с этими словами он отвернулся к стене и больше не разговаривал. Заячья Губа ещё какое-то время смотрела на него с обидой и гневом, а Веглао как ни в чём не бывало поставила миску на колени и принялась за еду.

— Мальчишки, — вздохнула Заячья Губа. — Какие они злобные! Ненавижу мальчишек.

— Поэтому делаешь их мужиками, — заржал здоровый оборотень, полулежащий на постели неподалёку. Его правая рука была сплошь замотана бинтом, красным от свежей крови. Его смех подхватили несколько других больных. Заячья Губа залилась краской, губы её задрожали — она готова была заплакать.

— Эй, как вам не стыдно? — гневно спросила Веглао. — Если бы не вы, она не пришла бы сюда и не позволила бы вам ржать над собой! Она добрее всех вас вместе взятых, так какая вам разница?

Оборотень с больной рукой хмыкнул, но не перестал улыбаться.

— Вот ведь храбрая девчушечка! — подала голос плотная тётка лет сорока, сидевшая у стены. — Чё, мужики, задрожали?

— Она новенькая, — махнул рукой долговязый оборотень с забинтованной головой. — Не знает пока ничего.

— Незнание не освобождает от ответственности, — тусклым голосом откликнулся болезненного вида старик с редкими бакенбардами и треснувшими очками на бугристом носу. Он явно хотел ещё что-то добавить, но закашлялся и откинулся назад, закрыв глаза.

— Не надо, Луя, — боязливо прошептала Заячья Губа. — Не надо меня защищать. Я уже давно привыкла. Ты лучше позавтракай как следует.

Веглао не надо было просить дважды. Она принялась за завтрак. Ела медленно и как бы с трудом, ни на секунду не забывая о своей роли — усталой, измотанной девочки, которой некуда было пойти, кроме как к рыжебородому монстру, который убивает молодых юношей и пишет их кровью на стенах издевательские послания. Тем временем Заячья Губа не умолкала ни на мгновение:

— Я хочу, чтобы ты жила в одной комнате со мной и моим мужем. Там, кроме нас, жило раньше ещё трое оборотней, но один недавно умер, так что есть свободная постель. Те двое, которые остались — это хромая Шигелла и её сыночек, ему только семь лет. Тебе у нас понравится, честно-честно! Я буду помогать тебе на работе, а то ты такая слабенькая…

— А твой муж? — спросила Веглао ничего не выражающим голосом, хотя внутри у неё всё кипело от волнения. — Он не злой? Он не станет меня бить или…

Заячья Губа рассмеялась и замахала тонкими бледными руками:

— Кто это злой — мой Тальнар? Луя, солнышко, да он просто чудо! — растроганно воскликнула она. — Такой красивый, такой добрый!.. Мне безумно повезло, Луя… Ты знаешь, до того, как я встретила Тальнара, меня никто не любил. Никто-никто. Все только… ну, ты понимаешь, — она широко улыбнулась и нырнула указательным пальцем в кольцо из двух пальцев другой руки. Веглао поразило, что она говорит об этом так спокойно, да ещё и на людях. Если это правда (хотя сразу видно, что это милое, непонятно как оказавшееся здесь существо не умеет лгать), то Тальнар стал гораздо менее разборчив, чем раньше. Но возможно, у него просто не было выбора — судя по тому, что он говорил, его статус в стае находится где-то на уровне пола.