Анна Чеблакова - Смерть волкам (СИ)

Веглао обернулась к нему:

— Слушай, Октай: мы спасали самих себя в первую очередь. Может, это и не храбро, но зато не глупо. Я хочу убить Морику, и я убью её — но только тогда, когда стану сильнее, и когда у меня будет оружие посерьёзнее, чем кухонный нож. Поверь, мы ещё им покажем, но сначала нужно выжить.

— И почему мы не взрослые, — вздохнул Октай. — Быть ребёнком хреново.

— Особенно если нет оружия. Ну ладно, ложись спать.

К её удивлению, Октай тут же лёг на землю и свернулся клубочком. Вскоре до неё уже доносилось его сонное сопение. Саму Веглао совершенно не клонило в сон. Она порылась в своём мешке и вытащила оттуда деревянный гребешок. Где теперь та девочка, которой он принадлежал? Веглао оставалось только надеяться, что она ещё жива. Она распустила волосы и тщательно их расчесала. Это было одним из самых любимых её занятий: если при этом закрыть глаза, то можно представить, что гребешок держит мама.

Следующий день выдался погожим, солнце ласково грело зазеленевшую землю, на которой дрожали тени распускающихся деревьев. В сотне километров от Тенве, на маленькой станции, где не было ничего, кроме растрескавшейся будки обходчика и нескольких переплетающихся между собой железнодорожных веток, послышался далёкий гудок поезда. Человек, находившийся в будке, в это время отдыхал в компании старого радиоприёмника, хлеба и колбасы. Услыхав гудок, он посмотрел на часы, одобрительно кивнул, положил на стол недоеденный бутерброд и, накинув куртку, вышел наружу. Поезд подошёл через две минуты. Он состоял из паровоза, двух деревянных вагонов и платформы, на которую были свалены мешки с углём. Машинист высунулся из окна и помахал рукой обходчику, подошедшему к рельсам. Состав остановился, и машинист, открыв дверь, соскочил на гравий.

— Давно не виделись, Радим! — радостно сказал обходчик, не выпуская из щетинистых губ папиросу, и, раскинув руки, по-братски обнял машиниста. — Что везёшь?

— Уголь в Тенве. Ты-то как, дядя Генел?

Обходчик вздохнул, его серый от пыли лоб прорезали две морщины:

— Да всё как обычно! Она ведь опять запила, Радим. Уже третий день сидит дома с бутылкой. Племянников к себе забрал — она спьяну как-то раз маленькую головой о стену так ударила, что девчонка целый день очухаться не могла…

— Вот оно что, — вздохнул Радим. — Что ж делать-то?

— Да не знаю, — в сердцах ответил дядя Генел. — Я уж всё перепробовал: деньги у неё отнимал, запирал в доме, говорил продавцам, чтоб гнали её из магазина взашей… Даже побил её как-то раз, представляешь! Ничего не помогает… И главное, не пойму, в кого это она! Папка наш не пил, ну разве что на Новый Год, мамка даже винный завод — когда он ещё здесь был — обходила стороной, от одного запаха ей дурно становилось… Ладно, заболтал я тебя совсем — езжай, Радим! С дорогой всё хорошо.

Машинист помахал ему рукой и вскочил в кабину, захлопнув за собой дверцу. Паровоз со скрипом стронулся с места и, постепенно ускоряясь, поехал. Обходчик ещё раз поднял руку и, закуривая, отвернулся и неспешно зашагал в обратную сторону.

За его спиной пространство от будки до дороги быстро перебежали двое подростков, мальчик и девочка, и прямо на бегу запрыгнули на последнюю платформу уходящего поезда.

— Ух, — сказала Веглао, откидываясь на мешки с углём. — Надеюсь, не засекут.

— Ни разу в жизни на поезде не ездил! — радостно сказал Октай, поворачиваясь к ней. Лицо его светилось в улыбке, глаза сияли — теперь в самом деле верилось, что ему всего двенадцать.

— Я тоже. Я подремлю немножко, ладно? — С этими словами она от души потянулась и завела руки за голову.

— А если случится что? — настороженно спросил Октай.

— Разбудишь, чёрт возьми… — проворчала Веглао, закрывая глаза.

Когда она проснулась спустя час, Октай сидел неподвижно, глядя вверх. Поезд шёл по ветке, справа от которой в глубине небольшой котловины раскинулось горное озеро, окружённое скалистыми берегами, а слева ввысь уходила огромная гора, поросшая кудрявыми деревьями, из кущи которых кое-где высовывались голые обветренные скалы. Она была такой громадной, что Веглао потеряла дар речи. Только спустя несколько секунд, оправившись от восхищения, она поняла: их долгое путешествие подошло к концу.

Они с Октаем одновременно посмотрели друг на друга, а потом рассмеялись и хлопнули друг друга по ладоням. В это время поезд на полной скорости обогнул озеро и понёсся дальше, постепенно сбавляя скорость. Поначалу Веглао и Октай этого не заметили, но тут слева от них раскинулся вид, ясно сказавший им, что они у цели.

Слева от них теперь тоже была котловина, вот только в ней было не озеро, а город. Он как будто расплескался по дну огромной зелёной чаши с отбитым краем — на этом крае располагалась маленькая железнодорожная станция, а неподалёку от неё проходила тускло-коричневой лентой шоссейная дорога. Навстречу ребятам пронеслась табличка на шесте, на которой было написано: «Тенве».

Октай нагнулся к уху Веглао и закричал:

— Он идёт в город! Будем прыгать на ходу?

— Да! — крикнула Веглао в ответ.

Прыгать сейчас, пока поезд ещё шёл быстро, было опасно, но когда Тенве был уже совсем близко, он пошёл гораздо медленнее. К станции, где его уже ждали, уперев руки в бока, несколько рабочих, собиравшихся разгружать мешки, поезд подошёл с незначительно полегчавшей задней платформой. «Зайцы», о которых так и не узнал машинист, уже быстро-быстро уходили прочь от городка, по поросшей лесом кромке зелёной чаши.

На следующее утро Веглао проснулась мгновенно и легко.

Было около шести часов утра. Лёгкий влажный туман окутывал лес. Прохладный воздух был удивительно чистым и свежим, и Веглао поначалу даже не хотелось вставать — хотелось только лежать на спине и дышать, дышать… И, что было самым приятным, среди всех тех запахов, что доносились до неё — запахов земли, травы, листвы, хвои, цветов, воды — она не чуяла оборотня. Она и Октай были единственными оборотнями на многие мили вокруг.

Несмотря на ранний час, в лесу совсем не было тихо. Повсюду громко пели птицы. А ведь Веглао уже почти забыла их голоса. Там внизу, птицы разлетались, едва почуяв оборотней, а здесь они, казалось, не то что вервольфов — людей не боялись. Какие это были блаженные, невинные звуки, как хорошо, что в них не было жестокости и ненависти, как хорошо, что никто не гонит их отсюда…

Она встала и неспешно пошла по мягкому мху. Упругий и пушистый, он легко выправлялся, когда она поднимала с него ногу для следующего шага. Сойдя с мшистой поляны, Веглао задумчиво зашагала куда-то, оглядываясь по сторонам.

«Как же здесь красиво!» — отстранённо думала она. Вчера, когда они быстро-быстро, в густеющих сумерках, пробирались сюда, движимые лишь одной целью — уйти подальше от людей, она не смогла как следует рассмотреть, как чудесен, волшебно красив местный пейзаж. Здесь почти не было привычных ей берёз и осин — высоко к небу поднимались могучие пихты, старые, крепкие, со свисающими с веток прядями мха-бородача. Кое-где между ними росли маленькие кустики красного рододендрона, как раз начинающего расцветать. Она подошла к круто опускавшемуся вниз берегу небольшого болотца, окружённого елями и такими высокими хвощами, что в них могла бы спрятаться крупная собака. Потом прошла мимо четырёх огромных кедров: трое из них окружали четвёртого, более старого, как сыновья — отца. Ещё через несколько шагов перед ней открылась маленькая полянка, укромная и уютная, как вышедшие из легенд прогалины, на которых пировали эльфы. Веглао неспешно подошла к округлому камню, поднимающемуся из травы в самом центре поляны, и присела на него, обхватив одно колено и прижав его к груди.